Событиям, вошедшим в новейшую мировую историю как «августовский путч в Советском Союзе», исполнилось четверть века. Последствия тех дней анализировались на разный лад в течение 25 лет, но главное последствие несомненно: рано утром 19 августа граждане Советского Союза проснулись в разных государствах. До соглашений в Беловежской пуще оставалось чуть более трех месяцев. Но странное августовское «пленение» Михаила Горбачева в Форосе, больше похожее на бегство, и крайне бодрый настрой «демократов» и национал-сепаратистов были тогда более чем красноречивы. Это означало, что Советский Союз к августу 1991 года был заочно приговорен к смерти.
Биограф председателя КГБ СССР и члена ГКЧП Владимира Крючкова Анатолий Черняев в своей книге о Крючкове задумался, корректно ли именовать действия ГКЧП «путчем». Путч — это выступление деструктивной группы против законной власти, вроде известного «пивного путча» в Мюнхене во главе с Адольфом Гитлером. ГКЧП же, по словам Черняева, был создан на основании статьи 12.7 Конституции СССР (о полномочиях президента СССР в случае невозможности исполнения им своих обязанностей) и Закона СССР о правовом режиме чрезвычайного положения, подписанном 3 апреля 1990 года президентом СССР Михаилом Горбачевым. Горбачев в августе 1991 года уехал на лечение в Форос, потому не мог исполнять свои обязанности президента в крайне тяжелый для страны период. Из этого следует, что «путчистами» как раз была команда Бориса Ельцина, а ГКЧП был законной властью.
Август 1991 года также был обусловлен цепью ранее происходивших в СССР событий: фактическим крахом перестройки, кровопролитием на национальных окраинах и соответствующей медийной оглаской этих событиях в прессе, как советской, так и зарубежной. Все эти события нуждаются в тщательной правовой и фактологической оценке. Эту оценку в 25-ю годовщину «августовской революции» в интервью EADaily дал российский ученый-криминолог Александр Сухарев — ветеран советской прокуратуры, с 26 мая 1988 по 15 октября 1990 года — генеральный прокурор СССР.
Что способствовало событиям августа 1991 года и беловежскому соглашению? Кризис горбачевской перестройки, общий системный кризис в стране или же политическая близорукость Михаила Горбачева?
Если вы упомянули в своем вопросе фамилию Горбачева, то я бы кратко сказал, что этот человек как бы все знал, но ничего не умел. Он многое задумал как лидер нашей страны. Но при этом, к сожалению, все его проекты, о которых вы меня спрашиваете, оказались пустопорожними. С его именем, в значительной мере, я связываю одну из причин развала СССР.
При Горбачеве начались очень серьезные массовые трения на межнациональной основе. Я имею в виду «черный декабрь» в Алма-Ате в 1986 году, Сумгаит, Карабах, Ошскую резню, Прибалтику, Западную Украину, Таджикистан… Тогда я был всему этому свидетелем и как мог боролся с этим нахлынувшим на нашу Родину злом.
Когда внутри СССР назревали события на межнациональной основе, грозившие большими сложностями для его существования, то я понял: в основе распада лежит манипуляция лидеров США и Великобритании всеми народами, что жили в СССР. Кульминацией этих событий, на мой взгляд, стала осень 1993 года, когда их радиостанции рядом с нашим Белым домом начали транслировать на весь мир события, происходящие в Москве. Они вещали на весь мир: «Что, господа, жители всего цивилизационного мира? Вы нам долго не верили, а теперь сами видите, как русский медведь начинает себя проявлять? Эта страна представляет для наших западных демократий большую беду! Мы транслируем, что происходит в Москве, и вы должны из этого извлечь для себя уроки!»
А в это время был танковый обстрел Белого дома, в котором собрались депутаты Верховного Совета РФ, желавшие спасти какие-то остатки российского суверенитета и реальную демократию в стране. Тогда США и Европа выиграли информационную войну. И это послужило углублению наметившихся розней на межрегиональной основе уже на территории России. Западные демократии очень хорошо знали, как надо использовать эти межнациональные конфликты, произошедшие сначала в СССР, а затем на территории России.
Они в 1988 году разожгли Сумгаит, в котором произошла резня армянского населения. В апреле 1989 года была трагедия в Тбилиси, когда национал-шовинисты из окружения Звиада Гамсахурдия обратились к Конгрессу США с просьбой спасти их от «советского империализма». В июне 1990 года была Ошская резня, когда так называемые «демократы-киргизы» выступили против узбеков. Поводом послужили, как вы помните, земельные и водные споры, столь актуальные для этого региона. Но «затравка» к этой резне исходила из Москвы. Следуя курсу на перестройку и гласность, киргизы начали устанавливать у себя «демократию», и то же самое сделали узбеки. Итогом стали межэтнические конфликты и чистки.
Я был свидетелем Сумгаита, Карабаха и Оша. Но я не только наблюдал за этим сам. Как генеральный прокурор СССР, я отправлял туда специалистов силовых ведомств, чтобы те выявляли причины трагедий и наказывали виновных.
В свое время бывший заместитель начальника Службы охраны КГБ СССР Вячеслав Генералов говорил мне, что Михаил Горбачев боялся окружения умных людей и старался избавляться от них. В самом деле это так?
Это так. Поначалу, сказать по справедливости, когда Горбачев выступал против обожествления сталинских методов, говорил о необходимости перемен, которые могли бы сделать жизнь в стране лучше, мне это импонировало. Но потом я узнал ему цену. Когда шахтеры Кузбасса добрались до Москвы и принялись стучать касками, Горбачев позвонил мне и сказал, чтобы я приехал к нему к девяти часам утра. С одной целью: связаться с ними как генеральный прокурор СССР и отблагодарить за передовую демократическую позицию. А также намекнуть, что раз генеральный прокурор выступает, то точно все их требования будут удовлетворены.
Потом я видел, как Горбачев деликатничал с взбудораженной толпой шахтеров. Когда он с ними простился, я спросил его, зачем тут должен быть генпрокурор? Я ему сказал: «В силу нашей Конституции и силой, данной мне властью, я обязан строго придерживаться буквы нашего закона. Когда же ушли от Вас шахтеры, я сижу и думаю, зачем я теряю время, и Вы еще ссылаетесь на меня, как на человека, знавшего ответы на их вопросы, которых я не знаю. Что я должен делать? А когда идут волнения на межнациональной основе, и я называю ему точки, где они проходят, я должен сидеть и думать, зачем же меня президент приглашает к себе?».
Я ему дал понять, что он отвлек меня от более актуальных дел и заставил участвовать в своих несуразных политических игрищах. Я все больше и больше убеждался в том, что от Горбачева исходят одни разговоры, а делать что-то конкретное он не умеет. Когда я сопровождал его на встречу с президентом США Рональдом Рейганом на Мальте и следил за соблюдением законности их встречи как эксперт, то убедился, что эта встреча ничего не дала нашей стороне. А после встречи с Маргарет Тэтчер, где я присутствовал, произошло его реальное грехопадение, которое стало направленным действием к развалу СССР. Недаром Тэтчер говорила о Горбачеве, что только с ним в СССР можно разговаривать и решать вопросы. По этому высказыванию я понял, что Михаил Сергеевич попался на крючок своих западных партнеров и проглотил наживку. Эти слова Тэтчер были опубликованы только недавно, в 2015 году, по-моему. Но я их отчетливо распознавал еще в те времена, в ноябре 1986 года, а потом наблюдал все больше и больше… И тогда мне стало окончательно ясно, что задуманные Горбачевым реформы окажутся пустопорожней болтовней. Аморфность последнего генсека ЦК КПСС — это главная причина, которая подтолкнула СССР к развалу. Вторая причина развала СССР — поднявшаяся на волне перестройки «пятая колонна», которая подогревалась Западом и пестовалась вождями перестройки.
Имена руководителей тех, кого Вы называете «пятой колонной», достаточно хорошо известны. Но кого бы выделили Вы лично, как свидетель и участник тех событий?
Декабрь 1989 года. Москва. Второй съезд народных депутатов СССР. Вспомните, кто из «Межрегиональной депутатской группы» тогда громче всех кричал о жертвах «советской военщины» в апреле того года в Тбилиси? Анатолий Собчак. Он тогда обрушился и на нас, Генеральную прокуратуру СССР. Дескать, мы укрываем от возмездия Советскую Армию и ее руководство, которое дало разрешение применить при разгоне мирной демонстрации запрещенные законами СССР и Женевской конвенцией газы и химические средства, а мирную демонстрацию наши военные добивали саперными лопатками. В зале тогда сидели адекватные люди, которые раскусили наглую ложь Собчака. Они потребовали отключить ему микрофон. А Горбачев вместо этого попросил зал отнестись уважительно к представителю демократической общественности. И это вместо того, чтобы провести более тщательное расследование событий в Тбилиси и выявить истинных зачинщиков этих беспорядков.
А теперь скажу, как в Тбилиси все было на самом деле. То, что выдавалось потом «демократами» за десятки погибших, если не сотни, оказалось 19 демонстрантами. Погибли они не от газа и не от саперных лопаток. Они задохнулись в толпе на проспекте Руставели. Почему задохнулись? Их заперли в толпе грузинские «демократы», удерживали там насильно и не давали выйти. Все это было запланировано. Как и то, что заводилы толпы провоцировали демонстрантов к неповиновению милиции и к нападениям на советских военных. То, что Собчак врал про газ и лопатки, стало довольно хорошо известно еще в 1990 годах. Эту ложь разоблачал и ныне покойный экс-министр обороны России Игорь Родионов, который в то время был командующим Закавказским военным округом и руководил операцией по наведению конституционного порядка во время тбилисских событий. Грузины, свидетели происходившего тогда, тоже подтверждали слова Родионова.
Отдельно расскажу об этой «Межрегиональной депутатской группе». Если начать раскрывать пружины, которые оказались решающей линией развала СССР, то создание МРГ было явной продуманной акцией, подброшенной руководству Союза извне. Обращу внимание, что МРГ делала упор на правовую составляющую, законность. А законами и правом там заведовал Анатолий Собчак, который слыл в ту пору великим юристом. На самом деле Анатолий Александрович был юристом очень узкого профиля, и в большинстве вопросов просто «плавал»… Слушая его, я удивлялся, как такой человек мог выучиться в Ленинградском университете, остаться в аспирантуре и потом дорасти до доктора наук… Он «сыпался», как студент-лодырь на экзамене. Однако ж сторонники западной демократии выбрали Собчака в МРГ, доверили ему следить за соблюдением законности в СССР и наделили полномочиями реформировать всю нормативно-правовую базу советского государства.
Когда Собчак в апреле 1989 года прибыл в Тбилиси как руководитель делегации МРГ, я сразу понял, что выводы Собчака будут предвзятыми, поскольку им и его делегацией будет дирижировать Запад. По моим соображениям, мнение Собчака как руководителя этой группы, будет предвзятым, и влияние на его решение окажет Запад. И не случайно Горбачев, когда ему докладывал мой заместитель на Съезде депутатов, высветил негативную роль Собчака в его поездке в Тбилиси.
Я был противником этой группы товарищей, которые вошли в группу «демократических» политиков: Собчака, Гавриила Попова, Бориса Ельцина, Галины Старовойтовой, Юрия Афанасьева, Юрия Черниченко, Тельмана Гдляна… Я так же был категорически против действий Михаила Сергеевича в том, чтобы давать этим «демократам» расширенные полномочия. Выступая с трибун депутатских съездов, я говорил: порядка в нашей стране с МРГ не будет никогда. Особенно мне пришлось схлестнуться с Гдляном и всей его следовательской бригадой по нашумевшему тогда «узбекскому делу». Я говорил, выступая на съездах: методы Гдляна и Иванова привели к тому, что люди, обвиненные ими и заранее названные преступниками и расхитителями народного достояния, кончали жизнь самоубийством. Я называл имена, указывал на обстоятельства… Я убеждал Горбачева: все, что говорят Гдлян и Иванов — это общие бездоказательные слова, ни одно обвинение из тех, которые они вешали на людей по «узбекскому делу», не подтвердилось, и это зафиксировано Генеральной прокуратурой СССР.
Я и мои подчиненные, которые работали тогда в Узбекистане, свидетельствовали, что бригада Гдляна применяла во время дознания по-настоящему гестаповские методы, после чего люди «ломались» и сознавались в том, чего не совершали. От Генпрокуратуры СССР тогда в Узбекистане был ныне покойный Виктор Иванович Илюхин, впоследствии депутат Госдумы. Он позже написал книгу «Вожди и оборотни», где детально обрисовал, какими методами следователи Гдляна «шили» доказательную базу. Книга написана юристом, поэтому выглядит как уголовное дело. Без корвалола ее читать трудно.
В общем, я доказывал депутатам и Горбачеву, что действия группы Гдляна в Узбекистане требуют особого ведомственного расследования. А Гдлян, вместо того, чтобы парировать мои доводы фактами, как юрист, кидался тогда на меня с кулаками, отталкивая от микрофона. Горбачев благоволил ему.
Когда «узбекское дело» только началось, как сейчас говорят, «раскручиваться» — то есть ближе к середине восьмидесятых, я был первым замом у тогдашнего генпрокурора СССР Александра Рекункова. Могу со всей ответственностью заявить: сведения о взятках, которые брали и давали их подследственные по этому делу, оказались сказками, сочиненными под диктовку Гдляна и Иванова. Моя попытка вырулить с этим делом, рассказав о нем правду, оказалась тщетной, пока Рекунков был генеральным прокурором СССР. Он верил всей информации, исходившей от Гдляна и Иванова, которые просто уже тогда рвались к власти всеми доступными им путями. Он даже устроил выставку изъятых Гдляном и Ивановым драгоценностей и денег в стенах Генеральной прокуратуры. Признаюсь, поначалу и я верил в то, что при Шарафе Рашидове чуть ли не весь Узбекистан брал и давал взятки и приписывал хлопок. Но через два месяца после моего назначения на должность генпрокурора СССР я досконально разобрался в этом запутанном «узбекском деле». А после того, как Гдлян и Иванов выдвинули обвинения во взятках, против тех членов ЦК КПСС, кого я знал лично, я окончательно перестал верить информации о взятках, которая поступала от этих следователей.
В частности, группа Гдляна утверждала, что взятки из Узбекистана шли наверх, к Егору Лигачеву. Я знал лично Егора Кузьмича много лет и поэтому сразу понял, что раз они «шьют» Лигачеву взятки, то и все «узбекское дело» — сплошная липа. Позже «гдляновцы» обвинили в получении «рашидовских» денег и колец самого Александра Рекункова, который им безоговорочно доверял и помогал. Вот уж воистину, не делай добра — не получишь зла.
А как Вы оцениваете то, какую роль в подготовке развала СССР мог сыграть член Политбюро ЦК КПСС Александр Яковлев, «серый кардинал» перестройки?
Я хорошо знал Александра Николаевича Яковлева. Я помог его человеку устроиться на работу в журнал «Человек и закон», со временем этот человек стал заместителем главного редактора этого журнала. Я знал Яковлева, когда он был заместителем Генерального секретаря ЦК КПСС по идеологии, и занимался реабилитацией людей, пострадавших от сталинских репрессий. Реальные цифры этих репрессий были у меня. Яковлев просил помочь ему. Я предупреждал его, что с этой численностью репрессированных по политическим делам надо быть крайне осторожным. У меня были большие сомнения о численности политических осужденных и репрессированных по политическим мотивам во времена руководства нашей страной Сталиным.
Эта цифра должна была быть ниже, чем была объявлена при Горбачеве в три раза. Особенно это касалось Казахстана, Средней Азии, Кавказа и Закавказья. В начале 1930 годов в тех регионах были распространено конокрадство и вообще там было много случаев хищения государственной собственности. Осужденные по этим составам попали в места лишения свободы, а позже были причислены «скопом» к политическим осужденным. Я говорил Яковлеву: поскольку они попали в лагеря по уголовному составу и задолго до политических чисток 1937−1938 годов, их жертвами политических репрессий считать нельзя. Я убеждал Яковлева, что вообще нельзя причислять к жертвам репрессий всех подряд, включая тех, кто попал в лагеря за «бытовуху» или уголовщину. Ведь потом исторические выводы будут неверными. На мои замечания он мне говорил: «Давай-ка сделаем все дела, сколько бы их ни было, хоть миллиона три, политическими, всем скопом, чего нам с тобой их разбирать-то?». Самое грубое, 11% из его списка пострадавших от сталинских репрессий никакого отношения к осужденным по политическим статьям не имели. И на этом мы с ним расстались, и у меня о нем осталось крайне негативное мнение.
Как Вы оцениваете действия Яковлева в Прибалтике и Карабахе?
Как только Яковлев поехал в Прибалтику, я сразу понял, что он там натворит. Мне пришлось заниматься Прибалтикой, поскольку в этих республиках дело доходило до нападений на тех работников прокуратуры, которые были за советскую власть и не признавали «демократов». Я понимал, к чему ведут свои республики новые лидеры, типа Витаутаса Ландбергиса. Работники прокуратуры, делами которых я занимался, были, в основном, эстонцами, латышами и литовцами. Я боролся за их безопасность. Мои подчиненные из Прибалтики сообщали мне, что в их республиках идет сильнейшая борьба, они хотят помочь нашему делу сохранения СССР, но без помощи союзного Центра ничего не могут сделать. Меня просили приехать в Прибалтику. Мы туда поехали вместе с начальником Главного следственного управления МВД СССР Иваном Федоровичем Шиловым. Я попросил Шилова поддержать меня в поездке, потому что в Эстонии, Латвии, и Литве идет физическое нападение на прокуроров республик. И мы с ним поехали. А там уже шло гражданское противостояние, почти гражданская война: одни за националистов и независимость, другие хотели жить в составе СССР. Мы с Иваном Федоровичем это все увидели своими глазами.
А почему в те дни политическая ситуация в прибалтийских республиках дошла до гражданской войны? Сначала там Александр Яковлев побывал, потом еще «демократы» из МРГ туда зачастили, иностранные эмиссары… И еще тогдашний глава МВД СССР Вадим Бакатин, любимчик Горбачева, оказался предателем. Сначала он пытался развалить МВД СССР, а потом пытался уничтожить КГБ.
В своей поездке по Прибалтике я был вынужден идти мимо Бакатина, крупно рискуя. После августа 1991 года, когда с будущим Союза уже все было понятно, я прилагал силы, чтобы вытащить своих товарищей из бывших прокуратур Прибалтики в Россию: спасти их от политических расправ, дать им работу и жилье. Мне удалось вытащить в Россию прокуроров Эстонии и Латвии. Бывший глава прокуратуры Латвийской ССР Янис Дзенитис с моей помощью стал работать в прокуратуре Москвы. Янис Эдуардович до своей смерти в 2001 году был убежденным коммунистом, как тогда по-доброму шутили иногда, «латышским стрелком». Он даже разорвал отношения с женой, которая примкнула к националистам, хоть до этого они прожили вместе много лет. Другие мои прибалтийские коллеги, которых я помнил по СССР, тоже остались порядочными людьми. И только один человек, работник прокуратуры Литовской ССР оказался гаденышем и двурушником. При Ландсбергисе этот бывший коммунист живо «перекрасился» — примкнул к националистам, ушел в политику. Потом, как я слышал, он стал послом Литвы в одной из западных стран, а позже вообще пропал из виду.
Беседовал Игорь Латунский