Президент Латвии отказался помиловать участника бунта 2009 года

В Латвию из Чехии был экстрадирован и помещен в рижскую Центральную тюрьму Ансис Атаолс Берзиньш. Выдачи этого человека латвийские власти требовали за его участие в так называемой «революции камней» в 2009 году, пишет BaltNews.lv.

Адвокат Берзиньша подтвердил «Латвийскому телевидению», что осужденный экстрадирован на родину по решению чешских властей. Конституционный суд Чехии в середине марта отклонил иск с требованием отменить решение суда о выдаче Берзиньша Латвии. В свою очередь, президент Латвии Раймонд Вейонис отказался помиловать Ансиса Атаолса Берзиньша. Свое решение президент обосновал тем, что «Латвия — сильное и правовое государство, которое немыслимо без уважения к закону и решениям суда». Также Вейонис напомнил, что после событий 2009 года различные штрафы и наказания получили 68 человек.

Около сотни сторонников помилования Ансиса Атаолса Берзиньша провели пикет возле Рижского замка (резиденция Вейониса). Также идёт сбор подписей за освобождение Берзиньша из тюрьмы. Семья Ансиса Атаолса Берзиньша и юристы настаивают, что и в Латвии, и в Чехии суд был к нему несправедлив. Присяжный адвокат Янис Муцениекс в соцсети Facebook и в прошении на имя президента опровергает утверждения, что Берзиньшу заменили первоначальный условный срок на реальное лишение свободы на том основании, что он не отмечался в Службе пробации, что обязан был делать. «Верховный суд, который в порядке апелляции рассматривал данное дело, указал, как и суд первой инстанции, что «Берзиньша нет необходимости налагать обязанности, предусмотренные частью шестой ст. 55 Уголовного закона», — указал адвокат. Иными словами, по версии защиты, нигде отмечаться Берзиньш обязан не был.

Латвийский публицист Владимир Линдерман пишет: «Пару лет назад, хаотично блуждая по интернету, я наткнулся на клип „Babeņa“, на латгальском языке. Скажу честно, меня пробрало. Я даже перепроверил свои эмоции, разослав ссылку на клип знакомым, живущим или родившимся в Латгалии. Все в один голос подтвердили: классная работа, искренняя, ни грамма фальши. Так я заочно познакомился с автором песни и клипа Ансисом Атаолом Берзиньшем. Народный бард — так я его для себя обозначил. В латвийской музыке он занимает примерно то же место, что Игорь Растеряев в России. Что удивительно, Ансис не латгалец по происхождению. Он сын латышского поэта Улдиса Берзиньша и русской женщины-китаеведа Елены Стабуровой. Ансис сам выбрал себе такую стезю — стать латгальцем. Даже переселился в Резекне, завел там хозяйство… Конфликт Ансиса Берзиньша с государством начался 13 января 2009 года. Он был участником известных событий, которые поверхностные журналисты почему-то назвали и упорно продолжают называть „погромом“. Хотя никакого погрома — разнузданного насилия над горожанами, массовых грабежей — не было. Был стихийный бунт, если называть вещи своими именами. Разъяренная молодежь выплеснула свой гнев против власти. Я там был, все видел своими глазами».

Линдерман цитирует Берзиньша: «Логично, что в таком разворованном государстве, живущем за счет спекуляций и в долг, экономический кризис в 2008 году был куда более тяжёлым, нежели в других европейских странах. Все разваливалось, государство было на грани банкротства, люди в государственных учреждениях не получали зарплаты, частные фирмы либо обанкротились, либо увольняли большую часть сотрудников. Меня он столь прямо не затронул (лишь косвенно — как музыканта), но моё сердце болело за государство, страну, людей. До этого я в митингах не принимал участия, потому что казалось, что они проводятся в интересах какой-то определённой политической силы. В этот раз, 13 января 2009 года, было ощущение, что, наконец, люди (и даже латыши вместе с русскими, которые фактически живут, как два параллельных общества) объединятся в совместном протесте. Поэтому выход на митинг я воспринял как свой гражданский долг. Когда я пришёл на митинг, меня поразил нигилизм властей: ни один из государственных мужей не счёл нужным прийти и поговорить с народом (собралось около 10 000 человек). Организаторы мероприятия тоже не были на высоте: митинг с лозунгом „Распустить Сейм!“ завершился непростительно рано. Поэтому многим, включая меня, показалось закономерно пойти к Сейму и продолжать скандировать этот лозунг. Но полное игнорирование со стороны должностных лиц продолжалось (как выяснилось позже, спикер Сейма Даудзе вместе с норвежскими коллегами в то время ужинал неподалёку). В латышских традициях (например, в шествии ряженых) здание символизирует его обитателей. Некрасивое поведение обитателей здания может вызвать порчу здания. Поэтому я решил бросить в здание Сейма камень, что и сделал несколько раз. Я подчёркиваю — только в здание, не в полицейских. Для меня это был преднамеренный, индивидуальный, политический акт».

По словам Линдермана, он привел эту цитату, потому что она высвечивает характер человека. «Человек, который верит в свою страну и не может равнодушно смотреть, когда она катится в пропасть. Уже за границей Ансис записал песню, в которой есть такие слова: „В других местах хорошо, в других местах славно, но я был слишком привязан к своей стране. И не мог, ну не мог наблюдать со стороны, как ее разрушают“. Суд приговорил Ансиса Берзиньша к полутора годам лишения свободы условно. По статье 225 Уголовного закона Латвии — участие в массовых беспорядках. Вторая инстанция накинула еще два месяца, в итоге — один год восемь месяцев условного заключения. В суде Ансис себя виновным не признал, настаивая на том, что им двигали не криминальные мотивы, а чувство гражданского долга. Дальше начался новый виток конфликта с государством, а именно — с государственной Службой пробации. Эта служба надзирает за теми, кто осужден условно, ну и, скажем так, занимается их перевоспитанием. Но дело в том, что суд в приговоре специально указал, что Ансис Берзиньш не склонен к дальнейшим нарушениям закона и в программах Службы пробации не нуждается. Не буду утомлять читателя юридическими тонкостями. Скажу коротко: законодательство на тот момент было противоречивым. Ансис, основываясь на приговоре суда, считал, что не обязан посещать Службу пробации. Тем более, он находился за границей. И не в бегах от правосудия, а на стажировке, согласованной с министерством образования», — пишет Владимир Линдерман.

Но чиновники, по его словам, решили иначе. «По их мнению, Ансис Берзиньш грубо нарушил правила условного отбывания срока. По инициативе Службы пробации суд поменял Берзиньшу условное наказание на реальное. Ансис в тот момент находился в Чехии и обратился к чешским властям с просьбой о предоставлении политического убежища. Поскольку Латвия выдала европейский ордер на арест, власти Чехии арестовали Берзиньша и поместили его в тюрьму в городе Литомержице. Тюрьма не сломала мятежный дух Ансиса. Он возмутился тем, что тюремная администрация грубо попирает права заключенных, применяет к ним физические методы расправы. Написал письмо в соответствующие инстанции с требованием снять с должности начальника тюрьмы. Конечно, это очень наивный и рискованный шаг — будучи заключенным, замахнуться на „хозяина“ тюрьмы. Возможно, у Ансиса сохранились иллюзии: все-таки цивилизованная страна, член Евросоюза, не какой-нибудь там варварский Мордор… А может, и не было никаких иллюзий, просто следовал внутреннему долгу. В результате Ансис был жестоко избит охранниками. Причем сделано это было предельно цинично: на глазах у матери в комнате свиданий. Потом его, закованного в наручники, перетащили в другое помещение, и там избиение продолжилось, мать все это слышала», — подчеркивает публицист.

Линдерман упоминает и о «латгальской теме» в жизни Ансиса Атаола Берзиньша. «Берзиньш пришел к выводу, что латгальский язык не является диалектом латышского, а является самостоятельным языком. Доказательству этого тезиса посвящена его научная работа, которую он не успел закончить из-за того, что оказался за решеткой. Но он не просто академически отстаивал свою позицию, Ансис занимался практической деятельностью по продвижению латгальского языка. Выучил в совершенстве язык, напечатал на латгальском детские книжки, пел по-латгальски. По аналогии с деятелями XIX века, его можно назвать младолатгальцем. Эта его активность неизбежно должна была привлечь внимание спецслужб. Но поначалу внимание, скорее, умеренное: ну вот, еще один чудак занялся, не пойми зачем, темой Латгалии… А теперь представим, как та же просветительская деятельность Берзиньша стала восприниматься на фоне возвращения Россией Крыма и войны в Донбассе. Напомню, что начиная примерно с середины 2014 года и в течение двух лет не утихала истерика по поводу „латгальского сепаратизма“, „Латгальской Народной Республики“ и т. п. Истерика буквально захлестнула латышские и европейские (особенно английские) СМИ. Преподносилось все в таком духе, что вот-вот, со дня на день, „зеленые человечки“ по приказу Путина вторгнутся в Латгалию. Вспомним хотя бы фильм Би-Би-Си „Третья Мировая война: на командном пункте“».

В этом контексте, как уверен Линдерман, деятельность Ансиса Берзиньша стала восприниматься уже не как академические штудии, а как подготовка идеологической основы для отделения Латгалии. «Латгальский язык — не латышский, Латгалия — не Латвия, примерно так, если сформулировать коротко. Понятно, что вся эта тема была нагромождением фейков, мало соотносящихся с реальностью. Но я сейчас пишу не о том, что происходило в реальности, а о том, что происходило в головах политической верхушки и начальства спецслужб. В их головах пазл идеально сложился: местные Линдерманы-Осиповы-Гапоненко изобразят что-то типа восстания, к ним на помощь подтянутся из России „зеленые человечки“, отчасти укомплектованные из жителей Латвии, получивших боевой опыт в Донбассе, а чудик-музыкант сыграет роль „полезного идиота“. Научно оправдает вторжение, да еще и станет новым Кирхенштейном (глава правительства Латвийской ССР в 1940 г — EADaily), возглавит новоиспеченную „Латгальскую республику“. А, так он еще и в Резекне из Риги переселился, и в Белоруссии выступал с концертом, ну все понятно… Полагаю, это не единственная, но одна из причин мытарств Ансиса. Он попал в жернова новой „холодной войны“», — считает публицист.