Очередной опрос «Левада-Центра» продемонстрировал примечательную тенденцию. «За последний год резко выросла доля россиян, выступающих за ограничение проживания в стране представителей отдельных национальностей, следует из опроса. Рейтинг „нежелательных“ этносов возглавляют цыгане (рост с 17 до 32%), китайцы (с 15 до 31%) и вьетнамцы (с 12 до 26%)». Неприятие выходцев из среднеазиатских республик бывшего СССР выросло с 19 до 25%, разместив их на четвертой позиции рейтинга.
«Если в целом уровень этнофобии за год вырос на 12 п. п., то частота выбора тех или иных „нерусских“ позиций увеличилась в 1,5 раза. То есть спектр неприязненного отношения расширился», — говорит социолог «Левада-центра» Карина Пипия. Объяснить рост ксенофобии, по ее мнению, можно перенаправлением на коллективного другого раздражения, вызванного недовольством пенсионной реформой и ухудшением потребительских и социальных настроений.
Выросла (с 10 до 19%) и доля граждан, одобряющих идею «Россия для русских», которая снижалась с 2014 г… Кроме того, с 58 до 67% выросла доля респондентов, считающих, что правительство должно ограничивать приток мигрантов.
Самое любопытное состоит в том, что это происходит на фоне резкого снижения миграционного потока. Число мигрантов в прошлом году оказалось самым низким за последние семь лет. Миграционный приток в 2017-м составил 212 тыс. человек. В 2016-м он составлял 262 тыс., 2015-м — 245,4 тыс. 2014-м — 270 тыс., 2013-м — 296 тыс., 2012-м — 295 тыс., 2011 — 319,5 тыс., 2010-м — 188,5 тыс. Иными словами, по сравнению с 2013-м миграционный поток сократился почти в полтора раза. В первом полугодии этого года он сократился еще в 1,4 раза по сравнению с аналогичным периодом прошлого.
Еще примечательнее состав верхней тройки наиболее подозрительных «инородцев».
В прошлом году «китайский» миграционный прирост составил ни много ни мало 637 человек, вьетнамский — 1194. При этом и те, и другие присутствуют в криминальной хронике в основном как жертвы насильственных преступлений, а не наоборот. Иными словами, о какой либо осмысленной мотивации у нынешнего всплеска ксенофобии говорить не приходится. Это ксенофобия в чистом виде, без проблесков «рацио».
Основательную лепту в спад миграции в этом году традиционно внесла ФМС, в очередной раз поднявшая цены на патенты, снизившая квоты и пересмотревшая правила предоставления медстраховок. Однако основная причина общей тенденции к снижению миграции много фундаментальнее.
Средняя зарплата (внимание, именно средняя, а не медианная, то есть наиболее типичная) в России на 2017-й составляла $ 615. В Китае она составила $ 750, при этом существует внушительный региональный разброс, стимулирующий прежде всего внутреннюю миграцию — так, японцы, привыкшие смотреть на соседа как на потенциально неисчерпаемый источник дешевой и бесправной рабочей силы, с изумлением обнаружили, что зарплаты в Шанхае выше среднеяпонских.
Китайское нашествие в 673 человека за прошлый год как нельзя лучше отражает эту ситуацию. При запланированных темпах роста российской экономики в 2 и менее процента на ближайшие годы мы превратимся не только в младшего партнера, но и в бедного родственника КНР — с соответствующими последствиями для миграционных потоков.
Вьетнамские зарплаты составляют в среднем $ 295. При этом экономика страны быстро растет — так, в прошлом году темпы роста составили 6,81%, позапрошлом — 6,21%. Как следствие этого и постоянного ужесточения миграционной политики, динамика вьетнамской трудовой иммиграции в Россию выглядит так. Если в 2009-м было выдано 97,5 тыс. разрешений на работу, то в 2013-м — 10,3 тыс. После визита Дмитрия Медведева оно возросло до 14,9 тыс. Россия банально не выдерживает конкуренции с тем же Тайванем, на который приходится почти половина вьетнамского миграционного потока. При этом перспективы вполне очевидны.
Средняя зарплата в Узбекистане, по данным МОТ и ОЭСР, составляет $ 235 (впрочем, оппозиционно настроенные издания сообщают гораздо более низкие цифры). Темпы роста экономики составили 5,3% в прошлом году, 6% в позапрошлом. Как итог, миграционный прирост из Узбекистана сократился с 67,26 тыс. в 2013-м (вдвое больше чем из Таджикистана) до 22,16 тыс. в 2017-м.
Иными словами, опережающий рост азиатских экономик вполне успешно закрывает традиционные миграционные потоки, при этом ФМС прилагает к этому дополнительные усилия. РФ становится все менее привлекательной для миграции. Между тем, даже в среднем сценарии, предполагающем привлечение не менее 300 тыс. мигрантов в год, дефицит рабочей силы к 2030-му вырастет до 7 млн. человек; в существующем режиме он окажется еще на 1,2 млн. больше. Очевидно, что о развитии производств с высокой добавленной стоимостью и активном росте экономики в этой ситуации можно будет забыть. Дальнейшее урезание «собеса» при прогрессирующем увеличении нагрузки на одного работающего также является неизбежным. Вопрос состоит в том, в какой точке персонажи, готовые к крестовому походу против вьетнамцев, в очередной раз поставят ребром вопрос об «антирусской политике Кремля» — фактическими проводниками коей они и являются.
Иными словами, привлекать мигрантов так или иначе придется. Вопрос в том, какие это будут мигранты. Шанс отделаться «малой кровью» и удобными гастарбайтерами практически упущен, и альтернативы вполне очевидны. Пример гордящейся своей «белизной» Украины, где на рынках торгуют нигерийцы, достаточно показателен в этом смысле.
В порядке «воспоминания о будущем» стоит привести пример «социалистической» Белоруссии, стандартно испытывающей проблемы с привлечением рабочей силы.
2011 год, глава миграционной службы при правительстве Таджикистана Сафиаллох Девонаев: «Мы уже открыли дорогу миграции в сторону Беларуси, подписав в конце октября межправительственное соглашение о трудовой деятельности наших граждан в этой стране».
2014 год, Александр Лукашенко: «Республика Беларусь заинтересована в широком привлечении рабочей силы из Таджикистана».
2017 год, один из местных ресурсов: «Беларусь утрачивает статус привлекательной для мигрантов страны. Восстановление экономики России будет переориентировать миграционные потоки туда, для остальных соседей из-за невысокого уровня доходов мы малоинтересны.
Украинцы предпочтут уехать на заработки в страны ЕС. При этом сами белорусы все чаще присматриваются к работе на запад от своей страны, что косвенно подтверждает и миграционная статистика с Польшей.
Возможно, новые инвестиционные проекты с рядом китайских компаний повлекут за собой очередной приток трудовых мигрантов из КНР, но пока эти цифры непредсказуемы.
А ведь миграционный приток был одним из немногих способов борьбы с уменьшением населения Беларуси. Поскольку этот приток иссякает, с «демографическими проблемами белорусам придется справляться самостоятельно». При этом «стандартный» приток иммигрантов в Белоруссию, с учетом масштабов страны, примерно эквивалентен 180 тыс. в российском варианте.
Как итог, при сохранении социалистического типа хозяйствования, система социальных гарантий в Белоруссии вполне бодро демонтируется («демография — это судьба"(с)).
Иными словами, непроходимая глупость примерно 25% населения может обойтись нам крайне дорого.
Евгений Пожидаев