Летом Донецк совсем перестает походить на военный город из-за цветущих повсюду роз, сладкого запаха липы и голосов играющих во дворах детей. Но иногда обычный поход в магазин новой дорогой возвращает тебя к мысли о том, что ты находишься в городе, где продолжаются боевые действия, так или иначе изменившие жизнь большинства его жителей. Табличку с надписью: «Лимонов Дмитрий Юрьевич 02.09.1991 г. р. Погиб на этом месте при артобстреле города 01.02.2015 г.» я встречаю на серой кирпичной стене какого-то неприметного строения неподалеку от больницы Вишневского.
— Вы ему кем-то приходитесь? — спрашивает меня проходящий мимо мужчина.
— Нет, я журналист, пишу о войне, — отвечаю я.
— Парня жалко, молодой совсем был. У него жена родила, а его послали в аптеку за каким-то лекарством. В аптеку он шел или уже возвращался назад, когда прилетела мина, не знаю. Вот ведь как бывает — одна божья душа на свет появляется, а другую забирают.
— А с ребенком сейчас хорошо все?
— Не знаю. Я вообще его не знаю, он же не с нашего района, жену навещал. Знаю только, что мать у него молодая, 50 ей, наверное, тогда еще не было, она приезжала сюда. Да и он парень совсем молодой. Чуть за 20 ему было. И ведь прилетело-то как! Один раз всего сюда прилетало, вокруг падало, через нас перелетало, а к нам редко. Тогда попало в стену нашей бытовки, но было воскресенье и никто из рабочих не пострадал. У нас там раздевалка, баня, где мы приводим себя в порядок. Это не какой-нибудь штаб. Просто бытовка автотранспортного цеха. Не то что там пушки или техника, а всего лишь подсобка наша. И вот пришла мина, пробила насквозь стены, выбила стекла и пацанчика убила. А чуть дальше, если не поленитесь и со мной пройдете, покажу еще одного. Санька, тезка мой, только лет на 10, а то и больше младше меня. Тоже порезало его там.
Санька работал сторожем на замороженной во время войны стройке. Его сторожка соседствовала с тиром расположенного недалеко ПТУ. Но в тот злополучный день мишенью стал он сам — мина угодила прямо в крышу кирпичной постройки, служившей ему рабочим местом. Санька, как называет его мой проводник, хотел уйти в отпуск и копил деньги. В тот день он вышел на работу не в свою смену, поменялся с кем-то, чтобы побольше заработать.
— Хозяйка-то в Киев уехала, но зарплату выплачивала охране. Тут же техника оставалась дорогостоящая. Я спрашиваю: «Где Санька?», а мне отвечают: «Нет больше Саньки, сгорел он». А я не думаю, что сгорел, это он потом сгорел, а погиб он сразу, думаю. Аккурат в крышу мина пришла, послал ее прямиком сюда бог, а скорее дьявол. Вот тут Санька сидел. Это сейчас дверь на месте, а тогда ее выворотило всю. Это уже другой обстрел был. Тогда еще табачный ларек разлетелся, бомжи после этого долгое время бычки не стреляли, и так повсюду сигареты валялись — бери не хочу.
Во время войны на Донбассе погибло очень много людей, имена, судьбы и истории которых стерлись из памяти. Но то там, то тут можно встретить самодельные таблички с именами погибших и пластиковыми цветами рядом с их фотографиями. Мне рассказывали историю девушки, которая погибла 14 февраля 2015 года на остановке общественного транспорта. Она навещала своего жениха в больнице, чтобы поздравить его с Днем святого Валентина, не зная, что эта встреча будет последней. Я хотела найти информацию о погибшем Дмитрии Юрьевиче Лимонове. Но поисковики не выдали даже сухой новостной заметки о нем, появлялось только имя знаменитого писателя, первым предсказавшего войну и еще в 1992 году предлагавшего защитить права 12 миллионов русских на Украине.
«Почему им должен принадлежать Крым? Почему им должна принадлежать Харьковская область? Почему им должен принадлежать Донбасс? Надо было сразу защитить права 12 миллионов русских на Украине», — говорил тогда Эдуард Лимонов. Хочется надеяться, что его маленькая однофамилица или однофамилец, чей отец погиб вскоре после рождения ребенка, застанет то самое светлое будущее, в которое верили жители Донбасса, поднимая русские флаги весной 2014 года.