Закат эры Ататюрка: новое лицо Турции — толпа, линчующая солдат под исламские лозунги

Вчерашний военный переворот был контрпереворотом против гражданского переворота, произошедшего год назад в момент выборов. Оба переворота являются зеркалом друг друга. С. Демирташ

Если задаться вопросом, в какой стране за последние полвека армия играла важнейшую политическую роль, мы не ошибемся, назвав Турецкую республику. Это было обусловлено определенной исторической традицией, которая была заложена движением Ататюрка в начале 20-х г. К концу Первой Мировой войны, которая стала могилой для нескольких империй, «больной человек Европы» доживал свои последние дни. Османская империя полностью прогнила изнутри, проиграв мировую войну по всем фронтам. Единственной славной страницей среди нескончаемой череды военных поражений стало Галлиполийское сражение 1915 г., победу в котором одержал будущий «отец турок» — Мустафа Кемаль. Галлиполи стали духовной предтечей создания новой турецкой армии.

Севрский мирный договор, заключенный турецким султаном со странами Антанты, означал фактический крах империи. Страна делилась на ряд территорий, которые находились под непосредственным управлением Великобритании, Франции, Италии и Греции. Расчленению подлежало и этно-территориальное ядро Турции — Анатолия. Против этих планов резко выступила большая часть турецкого общества, решающую роль сыграло успешное соединение двух потоков — патриотически настроенного офицерства и низового движения анатолийских крестьян. Именно на этой социальной основе развернулось национально-освободительная борьба турецкого народа, которая завершилась созданием Турецкой республики в 1923 г.
Здесь, чтобы не повторяться, я позволю себе процитировать отрывок из своей прошлой статьи: «Экономическое господство европейцев (на Ближнем Востоке) значительно затормозило возникновение развитой национальной экономики и не позволило сформироваться сильной национальной буржуазии, которая была бы способна выполнить задачи буржуазной революции. Ближневосточное общество середины XX в. — это социальная система, в которой процессы буржуазного классообразования остались незавершенными. Несмотря на всю разнородность ближневосточного региона, в этом обществе не было пролетариата или буржуазии в точном смысле этих понятий. Присутствовали отдельные разрозненные социальные группы и слои, которые несли на себе отпечаток архаичных экономических структур».

Данная характеристика особенно точно отражает социальные процессы, происходящие в Турции в 20-е годы. Львиной долей промышленности в начале 20-х г. владел иностранный капитал: 67,5% капиталов в добывающей промышленности (французские компании), 75% капиталов в обрабатывающей промышленности (английские компании), 67,5% капиталов в железнодорожном строительстве (немецкие компании).

Турецкое общество тех лет представляло собой разнородный конгломерат социальных элементов, одни из которых остались от докапиталистических порядков, другая часть — только зарождающаяся турецкая буржуазия. В ситуации подобного бесформенного студня, чем являлся турецкий социум тех лет, функцию политического и духовного каркаса нации взяла на себя армия. В лоне вооруженных сил зарождалась новая Турция. По этим причинам армия на протяжении всего XX в. занимала особо почетное место в системе национальных ценностей турков.

Армия как строго иерархическая система, созданная для выполнения определенных военно-политических задач, может играть в политике более или менее самостоятельную роль только в ситуации отсутствия ярко выраженной монополии одного класса на власть. Именно в ситуации постоянной борьбы и компромисса между разными политическими субъектами, военные могут решать многое, поддержав одну из сторон конфликта. В Турции многие годы экономика развивалась в русле концепции этатизма — государственный сектор выступал локомотивом экономического развития. По оценкам исследовательницы С. Авдашевой, в турецкой экономике с конца 20-х до начала 80-х годов доля государственного сектора не падала ниже 50%, иногда доходя до 75%. Фактически функционирование всей экономики было завязано на работе государственных корпораций — государственных экономических организаций, созданных в 30-е для концентрации капитала и централизации руководства промышленностью.

Этот факт обусловил запоздалое развитие турецкой буржуазии. Она начала формироваться на базе торгового капитала в 30-е годы в тесной связи с государственной бюрократией. Контроль за торговыми поставками через проливы стратегически важных товаров (хлопок, зерно, скот) в годы Второй Мировой войны, использование нейтралитета Турции, позволили торговой буржуазии значительно усилить свое экономическое могущество, что напрямую увеличивало политическое влияние этой силы. Как пишет исследователь Н. Киреев: «Конец 1940-х и 1950-е годы — это подлинно золотой век турецкой буржуазии, активно поддержавшей лозунги и обещания ДП. Центральной фигурой во всех торгово-строительных операциях уже был турецкий крупный импортёр, посредник, комиссионер. Львиная доля доходов от этих операций оставалась в их руках. Немало доставалось и поставщикам сырья (хлопка, табака и т. п.) на американский и европейский рынки».
Политическим выражением этих процессов стала победа на выборах Демократической партии в 1950 г. Последующие 30 лет в турецкой истории стали временем хрупкого социально-политического компромисса между бюрократией и стамбульской деловой элитой.

Торговая буржуазия была тесно связана с государством, при этом тяготясь контролем с его стороны. В своей политике стамбульский капитал был нацелен на создание модели капитализма, в рамках которой роль государства будет сведена к минимуму. Главным препятствием на этом пути было кемалистсткое наследие с его светским этатизмом. В связи с этим стамбульская буржуазия стала постепенно подрывать модель Ататюрка, популистски играя на теме «народного ислама». Эти устремления наталкивались на серьезные препятствия, которые стали объективным отражением происходящих процессов в экономике. Торговая буржуазия имела относительно узкую экономическую основу, которая напрямую зависела от государств. Послевоенная Турция оставалась крестьянской страной, в которой промышленность занимала крайне слабые позиции. Местное производство напрямую зависело от государства, т.к. именно оно ограничивало конкуренцию со стороны европейских производителей с помощью таможенных тарифов. Это позволяло бюрократии периодически одергивать сторонников Демократической партии, которые находились у власти в течение 50-х г.

Время начала активной индустриализации Турции приходится на 60-е г. Создается множество мелких и средних предприятий, прежде всего в легкой промышленности, которые меняют экономическую карту страны. Экономический центр Турции стал медленно перемещаться из района проливов в центральную Анатолию. Именно в таких городах как Касейри, Денизли, Конья, Газиантеп, Бурса сформировались будущие «анатолийские тигры». Этот процесс происходил на фоне бурной урбанизации, которая переживала Турция с 50-х г. В ходе только одного десятилетия (1960−1970 гг.) процент городского населения вырос на 20% и составил 46%.

Многие анатолийские крестьяне переселялись в города, в которых они хотели экономически закрепиться и открыть свое дело. В этот исторический период столкнулись две большие общности турецкого социума — кемалистский город и традиционалистская деревня. Как верно замечает исследователь Хакан Явуз, переселяясь в города, турецкие крестьяне привносили в город свой сельский образ жизни. Городская территория делилась на ряд районов (махалей), которая населялась выходцами из одного села. Такие махали были своеобразной модификацией сельской общины в городских условиях. Центром жизни махаля была мечеть, она была нравственным скрепляющим звеном для оторванных от привычной деревни крестьян. Феномен урбанизации Турции состоит как раз в том, что не городская культура вытеснила сельский менталитет как это было во всех европейских странах, а город в культурном аспекте превратился в большую деревню. Используя терминологию А. Грамши, под влиянием культурной гегемонии «исламских кальвинистов» турецкий город качественно изменил свой облик.

Здесь уместно процитировать Халила Каравели, главного редактора журнала The Turkey Analyst: «Исламское движение в Турции зародилось в 1960-е годы в небольших городах этой страны; в нем нашло свое отражение недовольство сельской буржуазии, состоявшей из владельцев магазинов и небольших мануфактур, по поводу того факта, что экономическая политика государства поставила в привилегированное положение преимущественно расположенный в Стамбуле большой бизнес. Зажиточная буржуазия в Стамбуле на самом деле являлась продуктом турецкого государства. Светский стиль жизни этой буржуазии, отделявшей ее от религиозного консерватизма небольших городов Турции, придал культурный аспект тому, что в основном считалось внутриклассовым соперничеством. Запад, со стилем жизни которого идентифицировала себя городская буржуазия, по определению являлся врагом консервативной буржуазии».

Приход к власти Тургута Озала в начале 80-х годов ознаменовался масштабным уходом государства из многих сфер экономики. Были предприняты шаги по общей либерализации экономики, которая включала в себя приватизацию ГЭО, девальвацию национальной валюты, либерализацию цен, создание специальных экономических зон и ряд других мер. В ходе этой политики за десятилетие (1988−1998 гг.) ВВП вырос в три раза — с $ 90 млрд до $ 269 млрд. Локомотивом экономического роста Турции стали «анатолийские тигры» — предприятия легкой промышленности, прежде всего текстильные, которые стали развиваться в небольших городах Анатолии.

В 1984 г. были учреждены два филиала исламских банков — «Фейсал Файненс» и «Аль-Барака». Львиная доля капитала этих банков принадлежала гражданам Саудовской Аравии, Египта и Судана. Эти финансовые структуры кредитовали предприятия «исламского капитала», обеспечив его динамичное развитие в течение всех 80-х и 90-х годов. Организационное оформление движения «анатолийских тигров» произошло в 1990 г. в виде создания Союза Независимых Производителей и Бизнесменов Турции (МЮСИАД). Эта организация стала своего рода корпорацией, которая оспаривала традиционную власть стамбульского капитала в лице Общества деловых людей Турции (ТЮСИАД). По словам руководителя международного отдела МЮСАИД Адема Вариси: «Крупный бизнес не может не влиять на политическую ситуацию, на власть и принимаемые ей решения. Поэтому в этой области необходимо наличие альтернативы. Должна быть организация, объединяющая представителей бизнеса, которая бы стремилась сохранять турецкие традиции. В основе идеи создания МЮСИАД лежали и эти соображения. У нас налажены постоянные контакты с представителями власти как на официальном, так и на личном уровне, например, с министром экономики. Это помогает нам выразить свое мнение по многим насущным вопросам социально экономической жизни страны».

Отказ от этатистской модели в пользу неолиберальной подрывал традиционную власть государственной бюрократии и тесно связанной с ней стамбульской буржуазии. 80-е г. отметились бурным ростом исламистских партий, сторонники которых требовали ухода армии из политики и построения исламского общества. Исламский капитал смог создать целую сеть, объединяющую различные газеты, радио и телекомпании, частные школы и университеты, рабочие профсоюзы, благотворительные фонды. Эта разветвленная структура оказывала помощь бедным слоям населения из турецкой глубинки, формируя на ее основе свою социальную базу.

В 90-е годы исламистские партии уже ведут активную борьбу за власть. В этой связи нельзя не упомянуть о победе на выборах 1995 г. исламистской партии Рефах. В 1997 г. военные отстранили ее от власти, но выборы 1995 г. стали для Турции историческими, т.к. они создали прецедент, ярко продемонстрировавший волю «зеленого капитала».
Тем не менее демонтаж наследия Ататюрка исламистам не удалось осуществить стремительным штурмом. Из поражения партии Рефах были сделаны четкие выводы. С именем Эрдогана и ПСР связана своеобразная эволюция стратегии исламистов — от штурма к осаде. С приходом к власти в 2002 г. ПСР начинает систематическую работу по перестройке политической и экономической модели турецкого государства. ПСР в своей политике выражала стремления анатолийского капитала устранить всякую возможность нового военного переворота. Для этого в 2007 г. был начат ряд крупных судебных процессов против военных «Бальёз» («Молот») и «Эргенекон» («Прародина»). 2 апреля 2012 года в рамках расследования переворота 1997 года было арестовано 32 офицера. Среди арестованных военнослужащих — влиятельный в военных кругах генерал армии в отставке Чевик Бир, а сами события 28 февраля 1997 года в турецкой прессе получили название «постмодернистский» переворот. В 2014 г. Кенан Эврен руководитель переворота 1980 г. и экс-командующий ВВС генерал Тахсин Шахинкая были приговорены к пожизненному заключению.

Военные реформы ПСР, которые включали качественное реформирование важнейшего в прошлом органа — Совета национальной безопасности, преследовали цель создания верной и послушной армии, которая стала бы всего лишь орудием в руках правящего класса.

Попытка военного переворота, предпринятая военными поздно вечером 16 июля, стала для многих большой неожиданностью. Наблюдая за постоянными чистками в армии, войной в Сирии, началом военной операции против курдов, складывалось мнение о полном подчинении верхушки и среднего звена армии Эрдогану. Хорошо известно, что военные скептически относились к переговорам правительства с РПК, и всегда настаивали на силовом варианте решения вопроса. В июле 2015 г. Эрдоган прекратил заигрывания с курдами, открыв новую военную компанию против них. Это способствовало определенной консолидации правящей элиты.

Тем не менее, как показали недавние события — все происходящее в этой стране намного сложнее и противоречивее, чем можно было предполагать. Схватка бульдогов под ковром вылилась в полномасштабный военный мятеж с многочисленными жертвами и разрушениями. Интересно отметить, что во главе выступления находились действующие военные, которые возглавили армию после кадровых чисток. Попытка переворота со стороны лояльных в прошлом генералов означает глубокий раскол внутри правящей элиты Турции. Если в заговоре, по версии турецкого следствия, замешены глава генерального штаба и глава ВВС, то кому тогда можно доверить армию? Этот острый вопрос неизбежно встает перед Эрдоганом после победы над мятежниками.

Победа действующей власти над военными позволяет сделать ряд важных выводов. Во-первых, это первый военный переворот в Турции против исламистов, который окончился поражением военных. До этого происходили неудачные выступления отдельных турецких офицеров (Т. Айдемир в 1963 г.), но они имели место уже после удачных переворотов, в которых была задействована вся армия. Сейчас армия оказалась расколотой, кадровые чистки не прошли для нее даром. Здесь интересно отметить, что кажущаяся спонтанность выступления может объясняться утечкой информации о готовящейся властями новой масштабной чистке вооруженных сил. Получив подобную информацию, генералитет мог попытаться сыграть на опережение.

Во-вторых, ряд силовых ведомств (жандармерия, разведка, спецназ) остались верными властям. Безусловно, этот факт обеспечит в будущем рост влияния этих структур за счет понижения авторитета армии.

В-третьих, важнейшую роль в предотвращении переворота сыграли тысячи простых граждан, хлынувших на улицу после призыва Эрдогана. Ничего подобного в турецкой истории не происходило ранее, прошлые военные перевороты побеждали при молчаливом либо активном сочувствии большинства населения. Недавний переворот встретил массовый отпор большинства населения.

Кадры, на которых разъяренная толпа выкрикивает исламские лозунги и линчует солдат, это поистине новое лицо Турции, которое активно сформировалось в ходе правления партии Справедливости и Развития. Представить что-то подобное в ататюркской Турции с ее традиционным преклонением перед армией просто невозможно. Такое демонстративное унижение армии позволяет Эрдогану сконцентрировать в своих руках почти неограниченную власть, проводя тотальную чистку государственного аппарата и силовых структур.

Как было заявлено в начале этой статьи, армия играет самостоятельную политическую роль лишь в условиях определенного социального компромисса. Сегодня в Турции этого компромисса нет, а есть твердо установившаяся и оформившаяся власть анатолийской буржуазии, которой удалось демонтировать этатистскую, светскую модель и армию как ее хранительницу. Во многом генералитет сам виноват в собственном поражении, т.к. именно переворот 12 сентября 1980 г. сформировал политические и экономические предпосылки для начала неолиберальной волны в турецкой экономике. Уничтожая этатистскую модель, военные подрывали собственную социально-экономическую основу. Военная бюрократия утратила контроль над экономикой страны, но у нее остались политические амбиции. Над армией тяготеет историческая традиция кемализма, в рамках которой армия была тем тараном, которая могла уничтожать любых противников союза бюрократии и стамбульского капитала. В этой связи неудавшийся военный переворот представляет собой отчаянную попытку военных оттеснить от власти исламский капитал. Его провал знаменует собой окончательный закат эры Турции Ататюрка.

Максим Лебский