Зафиксированная на прошлой неделе стабилизация цен на нефть, увы, оказалась видимостью. По крайней мере, даже на фоне повышения почти на $ 2 тренд на оздоровление ситуации так и не сформировался. Если в начале недели цена на нефть вырасла до $ 49, то уже в субботу она упала аж до $ 46,80. Хотя, тоже неплохо, если сравнивать с июньскими показателями. Однако рынок во всю демонстрирует непредсказуемость, что инициируется в том числе со стороны США. Достаточно отметить, что если при Бараке Обаме для получения разрешения на нефтегазовую разведку требовалось 250 дней, то при его преемнике Дональде Трампе этот срок сократился до 30 дней.
На прошлой неделе цены на нефть поднялись сразу же после появления информации о сокращении запасов на крупнейшем американском терминале в Кушинге (Оклахома) на 1,3 млн баррелей, однако уже спустя пару дней взяли курс на понижение ввиду зафиксированного 1%-ого роста добычи. И хотя многие аналитики называют это понижение «коррекционным», подобные колебания заставляют членов ОПЕК+ в очередной раз задуматься о дополнительных мерах: по итогам шести месяцев цены на эталонные сорта нефти упали более чем на 14%. Правда, сама картель, кажется, начинает давать сбои. В ОПЕК+ уже немало членов, открыто заявляющих о рискогенности продолжительной политики сдерживания добычи. И если текущее сдерживание пока не вызывает серьезных трений, то разговоры о дополнительных сокращениях добычи вызывают некоторую нервозность у ряда стран.
Среди них и один из ключевых участников соглашения — Россия, на прошлой неделе открыто заявившая о недопустимости применения дополнительных мер. И тому есть веские причины. Во-первых, далеко не все члены придерживаются базовых принципов, прописанных в соглашении: только за июнь страны ОПЕК учеличили добычу на 260 тыс. баррелей в сутки, что обусловлено, прежде всего, ростом добычи в Ливии и Нигерии, пользующихся особыми условиями. При этом Россия продолжает держать добычу на уровне 10−11 млн баррелей в сутки (сокращение на 1,8 млн). Последнее хоть и способствует некоторой стабилизации мировых рынков, однако дальнейшие действия по сокращению, предлагаемые ОПЕК+, уже будут создавать экономические риски для самих стран-членов, особенно для тех, в структуре экспорта которых углеводороды занимают не самую последнюю позицию. Во-вторых, «картельный сговор» крайне чувствителен к новостям из-за океана, и нет никаких гарантий, что дополнительные меры обеспечат нужный эффект. В целом, складывается ситуация, в которой страны ОПЕК+ находятся на крючке, что никак не вписывается в планы Москвы, в отношении которой сегодня в США разрабатывается новый пакет секторальных санкций. И вряд ли «позитивная химия», зафиксированная главой Госдепа Рексом Тиллерсоном на G20 в Гамбурге, в состоянии привести к существенному пересмотру ситуации.
При этом американский бизнес, как правило, настроен более конструктивно, оценивая санкции исключительно в контексте экономического ущерба. 4 июля два американских энергетических гиганта — Exxon Mobil и General Electric — выразили свою обеспокоенность в связи с новым законопроектом Сената, ставящим под удар проекты, осуществляемые совместно с российскими компаниями. Речь, прежде всего, идет о двух проектах Exxon Mobil и «Роснефти» в штате Нью-Мексико, а также в канадской провинции Альберта. Более того, компании опасаются, что с одобрением законопроекта ограничатся также возможности создания совместных российско-американских предприятий. Примечательно, что с критикой санкционной политики уже выступают компании, являющиеся чуть ли не основными плательщиками в госбюджет США. И если Белый дом поддержит законопроект, то миф о «прагматичном бизнесмене-Трампе» будет окончательно развенчан. Выступая против антироссийских санкций, американские энергогиганты косвенно выступают также против санкций антииранских: и те, и другие идут в одном пакете. Постсанкционный Иран активно реабилитируется в международной торговле, и американский бизнес не скрывает, что рано или поздно заинтересуется экономическим потенциалом исламской республики.
Итак, Иран не сидит, сложа руки. На прошлой неделе стало известно, что французкая Total собирается инвестировать более $ 2 млрд в строительство нефтехимических заводов в Иране. Отметим, что Тегеран планирует увеличить производство нефтехимической продукции с нынешних 60 млн т до 160 млн т в 2025 г. В самом же начале недели, 3 июля, правительство Ирана и международный консорциум в составе французской Total (50,1%), китайской CNPC (30%) и иранской Petropars (19,9%) подписали контракт на разработку 11-ой фазы одного из крупнейших в мире газовых месторождений «Южный Парс», где планируется ежесуточно добывать более 50 млн куб. м природного газа; также предусмотрено строительство завода по производству сжиженного газа. Напомним, что «Южный Парс» поделен между Ираном и Катаром, и привлечение иностранных компаний также преследует цель ликвидировать отставание Ирана ввиду позднего старта разработки.
Сам же Катар, невзирая на дипломатический скандал, продолжает уверенно гнуть свою линию. Во-первых, требования Саудовской Аравии, Бахрейна и Египта понизить уровень дипломатических отношений с Ираном никак не могут быть адекватно восприняты Дохой, так как оба государства задействованы на месторождении «Южный Парс"(для катарцев — Северный), и дополнительные проблемы, способные поставить под вопрос мирный производственный процесс, никому не нужны. Во-вторых, Катар, опираясь на свой внушительный энергопотенциал (4-ое место в мире по добыче газа), заявляет о своих далеко идущих планах, связанных с укреплением позиций на мировых рынках. 4 июля глава государственной компании Qatar Petroelum анонсировал рост производства СПГ с текущих 77 млн т в год до 100 млн т, что позволит укрепить позиции компании как крупнейшего в мире производителя и экспортера СПГ и тем самым возвести ее в статус лучшей национальной нефтегазовой компании мира. При этом в качестве главных конкурентов катарцы рассматривают США и Австралию. Отметим, однако, что в июне власти Австралии заявили о необходимости ограничить экспорт газа ввиду дефицита на внутреннем рынке и, как следствие, высоких тарифов на электроэнергию. Так что главным конкурентом Катара все же являются США. И конкуренция эта будет не из легких.
Сегодня же США, невзирая на весьма жесткую австро-немецкую позицию, продолжают активно лоббировать поставки своего СПГ на европейские рынки. Правда, отзываются пока лишь поляки да украинцы. На прошлой неделе в рамках визита Трампа в Польшу президент этой страны Анджей Дуда заявил о заинтересованности в приобретении американского сжиженного газа, что без всяких сомнений вытекает из антигазпромовской риторики Варшавы. Поляки никак не смирятся с продвижением «Северного потока-2», полностью уповая в вопросе его торможения на США. И в этом смысле Дуда ничем не отличается от Петра Порошенко. Правда, последний, в отличие от своего польского коллеги, сам напрашивается на встречи. Однако оба они, кажется, ставят политические заигрывания выше экономического интереса. Достаточно отметить, что, по предварительным оценкам, цена американского СПГ в Польше составит около $ 270, тогда как российский природный газ обходится полякам в порядка $ 195−210 за тыс. куб.м. Примерно в такой же логике выстраиваются украинско-американские переговоры по закупке пенсильванского угля, за который Киев готов платить беспрецедентные $ 130, тогда как в настоящее время цена на ввозимый на Украину из ЮАР уголь составляет $ 97.
Невзирая на антироссийскую риторику, Киев все же не скрывает своей заинтересованности в транзите российского природного газа по своей территории. И хотя 4 июля был достигнут рекордный уровень суточного транзита российского газа через Украину — 272 млн куб. м, в Киеве понимают: вероятность резкого сокращения транзитных поставок в будущем в связи с запуском «Турецкого потока» и «Северного потока-2» чреваты для украинской энергосистемы серьезными проблемами. Так, из $ 1,5−2 млрд прибыли за транзит около $ 500 млн Украина ежегодно тратит на содержание своей газотранспортной системы. Более того, недостаточная загруженность украинских подземных хранилищ газа (ПХГ) периодически держит страну на грани энергетического кризиса. На прошлой неделе киевские власти наконец-таки заговорили об этой проблеме, призвав соответствующие структуры подготовиться к падению объемов транзита. Разумеется, путем максимального заполнения своих ПХГ как хабов хранения газа, поступающего из ЕС.
В целом, объем добычи газа в России, согласно опубликованному на прошлой неделе отчету ЦДУ ТЭК, за первое полугодие увеличился на 11,3%, составив 342,543 млрд куб.м. Разумеется, подобные показатели были достигнуты в том числе благодаря росту экспорта. Что же касается перспектив поставок на внешние рынки в среднесрочной и долгосрочной перспективе, то минувшая неделя была богата на многообещающие для России события. В частности, в начале недели президент Сербии Александр Вучич заявил о планах по строительству интерконнектора от границы с Болгарией для получения газа из Балканского газового хаба, пригласив при этом российскую сторону принять участие в проекте. В свою очередь, подобное приглашение вполне вписывается в долгосрочные российско-сербские контракты по сотрудничеству в сфере энергетики. Например, контракт на экспорт российского газа в Сербию подписан сроком на 10 лет, и «Газпром» ежегодно наращивает объемы поставок (около 2 млрд куб. м ежегодно). Однако главной новостью газотранспортной сферы все же стали переговоры главы «Газпрома» Алексея Миллера с министром экономических связей и иностранных дел Венгрии Петером Сийярто. В рамках переговоров было достигнуто соглашение о совместном развитии газотранспортных мощностей в Венгрии и, что самое важное, на встрече было подписано соглашение о продлении «Турецкого потока» через Болгарию и Сербию в Венгрию. Надо признать: шаг со стороны Венгрии продуманный, являющийся важной составляющей интересной комбинации. Суть ее, пожалуй, в следующем: Венгрия обеспечивает себя стабильными поставками природного газа из России, при этом не отказывая своим европейским партнерам в вопросах поиска альтернативных поставок. Так, Венгрия планирует активизировать сотрудничество с Хорватией и Украиной в вопросах создания энергокоридора для поставок СПГ. Более того, Венгрия периодически посматривает также в направлении Туркменистана, выступая с заявлениями о готовности закупать туркменский газ. Таким образом, поведение Венгрии демонстрирует стремление к диверсификации поставок, что является важным условием энергетической безопасности, с другой стороны, свидетельствует о понимании того, что неприемлемо ставить под удар экономику страны во имя сомнительных политических процессов. Впрочем, это и называется «энергетическая дипломатия». Россия и Венгрия, кстати, связаны не только газотранспортными узами. В начале 2018 г. ожидается начало строительство венгерской АЭС «Пакш-2», генподрядчиком которой выступает дочка «Роснефти» — «АСЭ». Баталии с Еврокомиссией, длившиеся с 2014 г., завершились только в марте 2017-го, и есть все основания полагать, что станция будет сдана в эксплуатацию уже к 2025 г.
Тем временем поднимается градус недовольства ряда европейских политиков активностью России в атомном секторе Турции. 6 июля Европарламент большинством голосов принял резолюцию, призывающей Турцию отказаться от строительства АЭС «Аккую» ввиду сейсмической безопасности. Напомним, что проект осуществляется в рамках межправительственного соглашения, заключенного между Россией и Турцией в 2010 г. При этом 51% «Аккую Нуклеар» принадлежат российским компаниям. И хотя резолюция имеет рекомендательный характер, тем не менее она является отражением настроения некоторых политических элит ЕС как в отношении российской энергетической политики, так и в отношении атомной энергетики в целом. Не секрет, что зачастую политические элиты состоят из лоббистов тех или иных бизнес-структур, в данном случае — тех, которые задействованы в углеводородном бизнесе и на международном уровне обеспечивают последовательное антиатомное лобби. Думается, что и на сей раз не обошлось без их вмешательства.
Ваге Давтян — кандидат политических наук, доцент