В отличие от июня и первой декады июля, цены на нефть на прошлой неделе демонстрировали стабильный рост. И пусть рост этот был незначительный, достижение под конец недели отметки в $ 49 за баррель внушило надежду нефтяным компаниям, что до затягивания поясов еще далеко. Ведь большая их часть планирует свой бюджет, исходя из отметки $ 50, и на этот показатель завязаны многие крупные инвестиционные проекты, а зачастую — политические и социальные программы.
Впрочем, нет веских оснований утверждать, что наблюдаемый нами на прошлой неделе процесс медленного роста цен является началом формирования тренда на стабилизацию. Безусловно, компании обеспечили себе некоторые краткосрочные дивиденты. Однако в целом новая логика функционирования мирового нефтяного рынка не позволяет нефтяникам спокойно пожинать плоды своей работы. Логика эта, прописанная в рамках соглашения ОПЕК+, помимо всего прочего, предполагает сокращение коммерческих запасов нефти, и малейшие колебания этого показателя непосредственно сказываются на мировых котировках. Здесь высвечиваются две базовые проблемы. Во-первых, ОПЕК+ не в состоянии влиять на регулирование объемов мировых коммерческих запасов. Например, один из ключевых игроков — США — продолжает придерживаться протекционистской позиции, постепенно приобретая статус главного регулятора рынка. Вот и на прошлой неделе цены на нефть взяли курс на повышение ввиду сообщения энергетического ведомства США о сокращении запасов на 7,6 млн баррелей. Во-вторых, сокращение коммерческих запасов зачастую сопутствуется ростом добычи. И здесь выделяются не только США (где только на прошлой неделе добыча выросла на 59 тыс. баррелей в сутки, перевалив за 9 млн баррелей), но и сами члены ОПЕК+, периодически нарушающие установленные квоты.
Если в мае добыча в ОПЕК+ составила 32,217 млн баррелей в сутки, то по итогам июня этот показатель достиг уровня 32,611 млн. Главными виновниками здесь выступают Ливия и Нигерия, превысившие установленную квоту на 100 тыс. баррелей. Однако на сей раз не только они. Политику ОПЕК+ продолжает саботировать также Саудовская Аравия, увеличившая добычу на 130 тыс. баррелей, впервые с начала 2017 г. превысив показатель в 10 млн баррелей в сутки, что, по свидетельству самих саудовцев, обусловлено сезонным спросом на внутреннем рынке, а также активизацией экспорта. В любом случае, вне зависимости от проводимой ОПЕК+ политики сдерживания, рост спроса на нефть в мире, кажется, неизбежен. 13 июня Международное энергетическое агентство (МЭА) опубликовало новые данные, согласно которым мировой спрос на нефть в 2017 г. повысится до 98 млн баррелей в сутки (по сравнению с 2016 г. повышение составит 1,4 млн баррелей). Таким образом, будет повышаться также уровень добычи, что неизбежно скажется на эффективности «картельного сговора». Следовательно, новые колебания цен не за горами.
Понимание грядущих изменений на мировых рынках демонстрируют также некоторые нефтяные энергогиганты, лелеющие далеко идущие планы. И вовсе не скрывают этого, периодически заявляя о своих новых инициативах по увеличению добычи. Так, на состоявшемся на прошлой неделе Мировом нефтяном конгрессе в Стамбуле глава саудовской компании Saudi Aramco заявил о том, что в течение следующих 10-и лет компания намерена инвестировать порядка $ 300 млрд в добычу нефти в Саудовской Аравии. При этом инвестиции будут направлены не только на добычу нефти, но также на формирование резервных мощностей; также предполагается обеспечение новых объемов разведки традиционных и нетрадиционных запасов газа. Подобные планы вполне вписываются в операционную деятельность саудовской нефтяной индустрии, уже сегодня взявшей курс на увеличение добычи вопреки ОПЕК+. Не случайно, что на том же Мировом нефтяном конгрессе глава ОПЕК Мохаммед Баркиндо выступил с заявлением о том, что стабилизировать мировой рынок мешают «американские друзья ОПЕК». Не вызывает сомнений, что отношения между США и Саудовской Аравией — нечто большее, чем дружба. Главный сателлит США в Персидском заливе, с 1950-х годов получавший из-за океана средства для развития энергетической и транспортной инфраструктуры, сегодня и сам не прочь инвестировать в американскую экономику. Речь идет о $ 40 млрд, которые Фонд национального состояния Саудовской Аравии планирует вложить в американскую инфраструктуру, прежде всего — энергетическую. Последнее вполне вписывается в принятый в период энергетического кризиса 1973 г. «план Саймона» о взаимной кооперации в сфере энергетики и вооружения. Согласно плану, США обязывались покупать у королевства нефть, оказывать ей военную помощь, взамен получая саудовские инвестиции в госбюджет. Правда, в результате подобной кооперации государственный долг США перед Саудовской Аравией составил около $ 117 млрд — факт, скрываемый от общественности на протяжении 30-ти лет и обнародованный лишь в 2016 г. Словом, хоть Эр-Рияд и является ключевым участником «картельного сговора» ОПЕК+, с Вашингтоном его связывают, пожалуй, более весомые интересы.
Другим энергетическим гигантом, нацеленным на увеличение добычи, является французская Total, на прошлой неделе заявившая о начале работы на крупнейшем нефтяном месторождении Катара — Аль-Шахин. Общий объем инвестиций компании составит $ 3,5 млрд, и их осуществление распределено на 5 лет. Примечательно, что Аль-Шахин покрывает почти половину добываемой в Катаре нефти, и в этом смысле французские инвестиции имеют в некотором смысле геополитическое значение. Кстати, о геополитике. Убедившись в неэффективности дипломатического бойкота Катара, некоторые страны, и особенно США начинают менять свою позицию. На прошлой неделе, согласно сообщению Госдепа, США и Катар подписали меморандум о взаимопонимании по борьбе с терроризмом. Примечательно, что еще полтора месяца назад, буквально после ближневосточного турне Дональда Трампа, Катар был громогласно обвинен в поддержке терроризма. Причина такого непостоянства вполне понятна. Очевидно, что Белый дом опасается дальнейшего сближения Дохи с Москвой, и для таких опасений оснований более чем достаточно. Приобретение 19,5% акций «Роснефти», 3% банка ВТБ, 25% аэропорта «Пулково» — все это свидетельствует о весьма продуктивном российско-катарском экономическом взаимодействии. И все бы ничего, если бы в начале июня в СМИ не просочилась бы информация о переговорах на предмет приобретения 25% российской «Независимой Нефтяной Компании», находящейся под американскими секторальными санкциями. Добавим к этому также имеющиеся колоссальные запасы природного сырья, преимущественно газа, достаточного катарской экономике на более чем 100 лет. Все это не может не волновать США, опасающихся наихудшего варианта развития событий, а именно — внутренних договоренностей между Россией и Катаром на предмет раздела рынка природного и сжиженного газа. Учитывая анонсируемую Трампом «золотую эру американской энергетики», включающую в себя, прежде всего, доминирование на газовых рынках к 2025 г., можно предположить, что подписанный меморандум по борьбе с терроризмом — лишь шаг для обеспечения геополитического баланса. И шаг этот далеко не последний.
Продолжая геополитическую тематику, невозможно обойти стороной одну из главнейших новостей прошедшей недели, включающих в себя важную энергетическую составляющую. Речь идет о строительстве Китаем первой военной базы за рубежом — в Джибути — страны Африканского Рога, живущей за счет сдачи в аренду своих территорий (здесь также находятся военные базы США, Германии, Италии и Испании). Выбор Китая обусловлен двумя основными факторами. Во-первых, расположение. Джибути находится на узком участке Баб-эль-Мандебского пролива, который соединяет Аденский залив с Красным морем. Нетрудно догадаться о стратегической значимости такого расположения: через этот участок обеспечивается транспортная коммуникация между Средиземным морем и Восточной и Южной Азией. Баб-эль-Мандебский пролив также пропускает большую часть нефтяных танкеров из Саудовской Аравии. В этом плане расположение китайской военной базы именно на указанном участке, помимо всего прочего, преследует цель максимальной интеграции в логистический процесс, а также установление скрытого контроля над проливом, знаменитым своими пиратами. Во-вторых, расположение китайской военной базы в Джибути — шаг, направленный на обеспечение безопасности китайских инвестиций в Африке. При этом львиная доля инвестиций направлена на добычу энергоресурсов и прочих полезных ископаемых. Несмотря на то, что Африка является традиционной зоной политических и экономических интересов Франции, Великобритании и США, начиная с 2000-х годов, Китай уделяет этому региону особое внимание, прежде всего с целью освоения большого количества необходимых ей природных ресурсов. Статистические данные МВФ по торговому обороту стран Африки показывают, что Пекин почти с нулевых позиций за последние десять лет захватил африканский рынок сбыта товаров и услуг, вытеснив США и значительно ослабив позиции бывших европейский метрополий. Этому способствует политика, при которой Китай вкладывает крупные инвестиции не только в строительство промышленных объектов, но и в развитие всей сопутствующей инфраструктуры. Хотя США по-прежнему лидируют по объемам импорта из Африки, Китай вплотную приблизился к ним, опередив Францию, которой он уступал еще в 2005 году. Это свидетельствует о конфликтогенности региона. И расположение военной базы в Джибути — свидетельство нарастающей напряженности, в которой энергоресурсы будут играть не самую последнюю роль.
Тем временем на прошлой неделе продолжались российско-украинские трения, преимущественно вокруг «Северного потока-2». В целом, вне русофобского дискурса экономические инициативы Украины выглядят как-то слабовато. На следующий день после одобрения Финляндией проекта, администрация президента Украины выступила с заявлением, мол, газопровод не может быть построен без согласия Киева. Более того, проект «недопустим», и Евросоюзу нужна альтернативная инфраструктура для обеспечения своей энергетической безопасности. При этом Киев уже начинает говорить на языке ультиматумов. На прошлой неделе представитель Минэнергоугля Украины выступил с весьма неоднозначным заявлением, суть которого в следующем: если иностранная компания желает управлять газотранспортной системой Украины, то она должна обеспечить ее загрузку минимум на 40 млрд куб.м. в течение последующих 20−25 лет. Понять Киев, конечно, можно. С запуском «Турецкого потока» и «Северного потока-2» Украина практически лишится транзита, что приведет к значительным потерям в экономике страны, и без того переживающей кризис. С другой стороны, содержать ГТС Украине становится все сложнее, а с прекращением транзита и вовсе станет невозможным, так как значительная часть средств (около $ 500 млн), образующихся вследствие выполнения транзитных функций, направляется именно на поддержание инфраструктуры. В результате Киев предлагает себя внешним инвесторам, но с важным предусловием. Однако очевидно, что украинская ГТС может быть инвестиционно привлекательной лишь будучи транзитной. Как говорится, палка о двух концах.
Ваге Давтян — кандидат политических наук, доцент