Ереванский политтехнолог Виген Акопян поделился своим мнением о положении дел во внутренней и внешней политике Армении. В первой части интервью эксперт проанализировал ситуацию в рядах армянской власти и оппозиции, вопрос конфигурации власти после апреля 2018 года, отношения России и Запада к двум главным кандидатам на должность будущего премьер-министра — Сержу Саргсяну и Карену Карапетяну, а также возможность возвращения в большую политику экс-президента Роберта Кочаряна и экс-премьера Овика Абрамяна.
В последнее время в армянской прессе муссируются слухи о соглашении по новой конфигурации власти после апреля 2018 года — действующий президент Серж Саргсян будет премьер-министром, а нынешний премьер Карен Карапетян первым вице-премьером. Это правда?
Я продолжаю придерживаться того мнения, что никакой окончательной договоренности между этими двумя деятелями до сегодняшнего момента нет. Я думаю, исходя из ряда факторов, что такая договоренность, если она вообще будет достигнута, то до конца года. Эти факторы — перспективы карабахской проблемы, геополитический расклад в мире и регионе. В конце концов, многое будет зависеть также от конкретных экономических результатов правительства и, конечно же, от внешних сигналов.
А все эти периодически вбрасываемые слухи в том или ином виде — элементы агиткампании, не более того. То пишут, что они уже договорились после того, как Саргсян вернулся с переговоров в Женеве под соусом карабахского вопроса, которые должен он вести. То, после того, как премьер опроверг, что есть какие-то договоренности. После какой-то паузы дали, что убедил премьера согласиться на пост вице-премьера Самвел Карапетян, который считается одной из опор Карена Карапетяна. Я не думаю, что есть какое-то соглашение в окончательном виде, но есть различные варианты. Причем эти варианты могут быть такими, что исходя из возможной региональной ситуации ни один из этих кандидатов — ни Карен Карапетян, ни Серж Саргсян не захочет в глубине души быть премьером в этот исторический период и заниматься вопросами обороны, внешней политики, вопросами Арцаха. Абсолютно не все так однозначно.
Но тогда возникает вопрос, если не они, то кто может быть премьером?
Я не имею в виду, что они оба не хотят возглавить страну, но может сложиться такая ситуация, при которой не будет особых устремлений втягиваться в геополитические процессы. Я думаю, что вопрос в том, что они не очень то и хотели бы брать на себя ответственность, особенно в политическом смысле, в экономическом еще куда ни шло. Может сложиться такая ситуация, особенно связанная с арцахской проблемой, при которой лучше оставаться от этого подальше, дождаться решения проблемы, а потом заняться экономикой.
Если не они, то кто? Может быть очень много вариантов, но эти варианты сейчас не рассматриваются, а если и рассматриваются, то роль ньюсмейкера играет пресса. Посмотрим, что у нас в сухом остатке вокруг этих двух кандидатур. Что касается Карена Карапетяна, то когда его спрашивают, он как бы ни избегал, дает четкие ответы, что готов, а недавно заявил, что хочет служить стране.
Что касается Сержа Саргсяна, он сделал одно четкое заявление по этому вопросу в 2014 году. «Я, Серж Саргсян официально заявляю, что не буду при новой конституционной системе ни президентом, ни премьер-министром». И в целом, говорил, что считает, что никто не должен управлять страной свыше двух сроков. То есть, по факту у нас есть два заявления этих лиц, которые считаются кандидатами. Все остальное — намеки. Можно увидеть намеки в разных интервью Сержа Саргсян. Есть также заявления, комментарии и желания известных республиканцев, например Галуста Саакяна на эту тему.
А есть ли у Карена Карапетяна команда, которая способна в случае чего вести самостоятельную игру?
Здесь, я думаю, все немного сложно. В том смысле, что Карен Карапетян формирует свою команду, как сейчас принято говорить, по «гибридной» модели. Во-первых, это люди, которые обязаны ему тем, что оказались в правительственном окружении. Это и новые молодые кадры, и те кадры, которые он реанимировал, не молодые по возрасту, но вернувшиеся с ним во власть. Это люди, пополнившие с ним ряды РПА. Это те, которых привел он — оказавшиеся в системе благодаря ему, работающие и ассоциируемые с ним.
Второй вариант — гибридный. Карен Карапетян, не считающийся человеком системы по должности, хорошо знает систему, очень хорошо понимает, что существующая сегодня команда, в том числе ядро РПА, с того момента, когда будет принято политическое и геополитическое решение, что будет (премьером) Карен Карапетян, они очень просто и спокойно, без душевного дискомфорта перейдут в его команду. То есть, здесь важно, чтобы было подобное политическое решение и эта, якобы не его опора, сразу станет таковой.
Поэтому я говорю о «гибридном» подходе. Карапетян не стремился сразу за год заполнить все структуры своими людьми. Может это было и неважно, я не могу говорить однозначно. Он идет по двум направлениям: пытается создать своё, причем и там комбинируя старое с новым, очень хорошо понимая, что опора, не считается его опорой, но потенциально является таковой, и очень легко присягнет ему на верность.
А какая позиция по будущему премьеру у России и Запада? Есть ли у них свои «фавориты» в этом вопросе?
У меня такое впечатление, что и у Запада, и у Москвы в вопросе Карена Карапетяна нет особых разногласий. Одно дело, о чем говорят, анализируя их «происхождение», кто откуда пришел, через какие структуры прошел. Номинально все считают, что он «газпромовский», значит просто по определению однозначно пророссийский, но у него хорошие деловые отношения с тем же послом США Ричардом Миллзом, ЕС — Петром Свитальским, судя по тому, как Миллз после каждой такой встречи взахлеб расхваливает его. А в последний раз просто сказал на камеру, что во время встречи с Кареном Карапетяном американские предприниматели очень довольны теми реформами, которые происходят, особенно в таможенной сфере, где всегда были недовольства. Нужно понимать, что вокруг него сложился легкий геополитический консенсус. То есть видят, что с ним можно работать, пусть даже в его статусе премьера с нынешними функциями.
Что касается Сержа Саргсяна, то я думаю, там такая же ситуация. То есть, у Запада есть какие-то надежды на то, что Саргсян, перед тем, как когда-нибудь уйти, в стратегической перспективе, (я думаю, в этом плане стратегическое решение все-таки есть и у Саргсяна, и у геополитических центров), выполнит все свои обязательства и по Карабаху, и по Евросоюзу.
Я думаю, в этом плане они не давят на него: ни Москва не давит, ни Запад. Это очевидно. Они хотят, чтобы он все довел до конца и в ближайшей перспективе может придет другой человек, который начнет работать с белого листа. Поэтому, я думаю, что особых разногласий у Запада и у Москвы ни в вопросе Сержа Саргсяна, ни Карена Карапетяна (не зря он объявил, что его пригласили в Давос — символические смотрины). Москва уверена в них обоих, а у Запада, я думаю, есть тактические и, быть может даже стратегические интересы, связанные, в первую очередь, с Саргсяном. Они — прагматики, там нет иллюзий, что Карен Карапетян — это Саакашвили. По-моему, прагматики на Западе очень прагматично относятся к прагматику Карапетяну.
Окончательно ли ушли из армянской политики Роберт Кочарян и Овик Абрамян?
Так как это политика, никто не сможет сказать со 100% уверенностью, что тот или иной политик остался в прошлом. Я ранее, лет пять назад говорил, что время работает против Роберта Кочаряна. То есть, когда держали «горячей» тему о возможности возвращения Кочаряна, я всегда говорил, что время работает против него, так как Роберт Кочарян просто теряет свои ресурсы возвращения. Так, в свое время его ресурсом считались «Процветающая Армения» Царукяна и АРФ «Дашнакцутюн». Обе силы позднее оказались в ресурсной зоне Сержа Саргсяна. То есть, с этой точки зрения вполне вероятно, что Роберт Кочарян не активный политический фактор, что не исключает того, что со временем он станет таковым, так как в Армении есть такая традиция, когда через определенное время люди начинают ностальгировать к ушедшим деятелям. Вы помните Карена Демирчяна, Левона Тер-Петросяна? В какой-то момент, когда образовывается внутриполитический вакуум, взоры всех, при определенной, конечно, геополитической поддержке, вдруг обращаются на тех людей, которые считаются пенсионерами в политике. Но я думаю, что с каждым годом шансы Роберта Кочаряна и его желание (все зависит от его желания) вернуться уменьшаются.
Что касается Овика Абрамяна, то он, как человек, который вырос в кланово-олигархической политической системе, очень хорошо понимает, что его позиции, в том числе финансово-экономические, во многом зависят от его влияния на власть. То есть, он попытается, как минимум из политика-олигарха сохранить статус олигарха. Может быть не первого, не самого влиятельного, но, во всяком случае сохранить эту позицию. По всей видимости, это не легко, так как на этом поле идет ожесточенная борьба, но я думаю, есть политические силы в Армении, которые хотели бы, чтобы Овик Абрамян стал бы снова активной фигурой, так как у этого человека есть и деньги, и опыт, и кое-какие, наверное, связи.
А кому именно из политических сил хочется возвращения Абрамяна?
Он может быть «попутчиком». В той же РПА, я думаю. В РПА ведь много фракций, различных финансово-экономических групп влияния, которые на каком-то этапе не могут действовать самостоятельно. Они обязательно должны с кем-то объединиться. Бывают моменты, когда их «папа» слабеет, им нужен «новый папа» в этом смысле они всегда пытаются присоединиться к кому-то.
Может ли состояться его возврат в РПА?
Я думаю, он попытался разложить яйца в разные корзины. Пытался работать и с «Процветающей Арменией» и с группировками в РПА, которые больше настроены против нынешнего премьер-министра. Он не скрывал, что его разногласия были вызваны тем, что его задвинули. Он может вернуться, но пока он остается под грузом прежнего статуса. Он попытается вернуться с серьезным статусом. Если вернется, то не рядовым или полурядовым, как ушел. Потому что не давали ему подобающий статус в списках РПА.
Так что, это возможно. Но все зависит от прочности остальных групп, так как, он может во многих случаях оставаться тактическим союзником. Попытается ли он создать собственную партию? Все зависит от оценки шансов. Просто, чтобы стать фактором, он на это не пойдет. У него все будет рассчитано или согласовано.
Какая ситуация на оппозиционном поле? Может ли «Елк» («Выход») стать новым лидером оппозиционного поля? Какой у них потенциал влияния на ситуацию в стране?
На оппозиционном поле сложился вакуум. «Старые», те, кто по итогам этих выборов были маргинализированы, проиграли и не могут найти себя, ведь столько месяцев прошло, а они не знают, чем заняться. Срок годности у них прошел. А новых сил, которые этот вакуум могут заполнить, в принципе, мы не видим.
Когда мы говорим о парламентской оппозиции, мы в основном говорим о «Елке», потому что Блок Царукяна, номинально называется оппозицией, но таковой не воспринимается ни политическим полем, ни общественностью. То есть они промежуточное звено между оппозицией и властью. Их «паровоз на запасном пути» и они как будто ждут, когда их пригласят в коалицию. Если помните, Царукян сам не исключил, что они могут после 2018 года войти в правящую коалицию. То есть они работают сейчас оппозицией, пытаются в русле конструктивной оппозиции задавать вопросы, о чем-то все время говорить, что-то предлагать, все время, продвигая 15 пунктов своей программы. То есть, они в классическом жанре пытаются изобразить оппозицию.
Что касается «Елка», то он пытается стать лидером всей оппозиции. Но у «Елка» есть проблемы контактов с внепарламентской оппозицией, так как внепарламентская оппозиция, не прошедшая в Национальное собрание, считает «Елк», и само собой, блок Царукяна, системной оппозицией, а себя внесистемной. Между ними есть серьезное недоверие. Все друг друга характеризуют как тот или иной проект властей. В этом смысле, у всех есть сомнения, так как власти в той или иной политической ситуации пытаются выдвинуть на первый план, в том числе, оппозицию. В разборках, в том числе внутри власти, некоторые наши внепарламентские силы играют определенную роль. Они озвучивают то, о чем власти не могут сказать официально. Подобные подозрения есть в экспертном и журналистском сообществе. Но номинально, да все действия «Елка» — в определенных случаях радикализм, конструктивизм, геополитическая повестка (выход из ЕАЭС) направлены на то, чтобы отличаться от других сегментов оппозиции и стать оппозиционным лидером.
Им в этом плане легко, так как я снова говорю — альтернативы им в сложившейся ситуации почти нет, если не считать те силы, которые выступают на улице с более радикальных позиций. У них есть преимущество: трибуна, пресса и. т. д, что позволяет зафиксировать и выставлять оппозиционность намного легче. То, что они являются лидерами на оппозиционном поле — объективная реальность. Но в их отношении бывают сцены ревности. С другой стороны, лидером становишься конкретными действиями и в этом случае, все к тебе присоединяются.
Но с другой стороны, так как это блок и мы знаем, что там собрались силы самого разного происхождения, он очень уязвим, если не станет партией. Если извне пожелают развалить этот блок, то всегда можно найти разлад и сделать это.