Подберёзкин: Инвестиции Трампа в оборонку — двигатель экономики США

Москва вслед за Вашингтоном покидает Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, подписанный Рональдом Рейганом и Михаилом Горбачевым в 1987 году. В поисках нового баланса сил начинается игра мускулами. Какие вызовы и перспективы стоят перед Россией? Почему милитаризация — не бремя, а возможность? На вопросы EADaily отвечает доктор исторических наук, директор Центра военно-политических исследований МГИМО МИД РФ Алексей Подберёзкин.

— США вышли из ДРСМД. Россия предпринимает контрмеры. Кому в большей степени был выгоден этот договор?

— Договор был выгоден обеим сторонам. России он был, конечно, тоже выгоден, если бы Горбачев по непонятным причинам не отдал ракеты меньшей дальности «Ока», которые не попадали под ограничения, но были уничтожены. Если бы в этом договоре хоть как-то были учтены крылатые ракеты средней дальности морского базирования, которых у американцев сейчас немерено, я уж не говорю про ядерные потенциалы Англии и Франции, которые там вообще не учитывались, то соглашение было бы более выгодным. Что было, то было. Это был тяжелый компромисс.

Главный выигрыш Советского Союза состоял в том, что были уничтожены ракеты «Першинг 2», которые обладали высокоточными характеристиками и очень малым подлетным временем. «Першинги» представляли собой дестабилизирующий фактор.

— Контрмеры России в области развития гиперзвука могут отрезвить американцев?

— Это повлияет на американскую политику. У США сейчас на базах в Европе размещено до 30 тысяч военнослужащих. Естественно, какие-то натовские войска становятся под удар, так как ракеты меньшей дальности типа «Искандер» (до 500 км) охватывали частично Центральную Европу. А наземные ракеты большей дальности — тысячу, полторы и две тысячи километров — могут покрывать всю территорию Европы. В этом смысле речь идёт о существенном ущербе прежде всего для европейских государств.

Надо понимать, что американцы в настоящее время размещают крылатые ракеты средней дальности на морских платформах. Осталось порядка 30 подводных лодок, где размещены по 16 крылатых ракет как раз средней дальности и большой дальности. Плюс на эсминцах. А у нас такой возможности нет. У нас «Калибры» и другие системы средней дальности могут быть размещены на морских носителях, которых у нас в десять раз меньше, чем у США. Поэтому здесь имеется дисбаланс.

Теперь отдельно ведутся разговоры о Китае, Индии, Пакистане, Иране и Израиле, которые имеют достаточно большое количество ракет средней дальности. Как эти потенциалы будут учитываться? Если раньше мы не учитывали ядерные силы Англии и Франции, то ныне к ним надо приплюсовать и эти государства. Боюсь, что в данное уравнение ничего сейчас не попадет.

— Есть мнение, что России следует подписывать с США соглашения по ракетам только с учетом Китая. Возможна ли такая трехсторонняя договоренность?

— Думаю, что это практически невозможно. Теоретически шанс трехстороннего соглашения имеется, но тогда надо говорить об учёте ракет средней дальности у Индии, Ирана, Пакистана. А как быть с американскими ракетами и системами ПРО в Южной Корее и Японии? Там отдельная песня. Плюс межконтинентальные баллистические ракеты, которые никак не ограничены. Да и бомбардировщики морского базирования тоже не ограничены соглашениями между США и КНР.

Любые трехсторонние переговоры нереалистичны. Двум сторонам договориться крайне тяжело. А трем, четырем или пяти сторонам — тем более. Им можно говорить только о больших конвенциях по нераспространению ядерного оружия, которые не очень-то и работают на практике.

— Как оцениваете новую инициативу Вашингтона по производству тактического ядерного оружия?

— На самом деле, это не новая идея. Они миниатюрные ядерные боеприпасы производили достаточно давно. Вообще, их идея сделать ядерное оружие используемым средством в политике всегда присутствовала. Мало того, они ее и реализовали в Японии. Хотели и во Вьетнаме, и в Корее реализовать. Ничего удивительного здесь не вижу. США будут развивать и тактическое ядерное оружие, и стратегическое ядерное оружие небольшой мощности. И идея высокоточного оружия в неядерном оснащении — по сути дела, приближение неядерных вооружений большой мощности к ядерным боеприпасам малой мощности.

Представьте себе, что высокоточная крылатая ракета может нанести удар с точностью полтора-два метра боеголовкой в 500 кг. Она выполнит ту же самую стратегическую задачу, что и ядерный боеприпас. А ядерный боеприпас малой мощности, который может быть применен с высокой точностью, выполнит стратегическую функцию — уничтожит шахту пусковой установки, центр управления или пункт связи. Оружие создается для того, чтобы его использовать, а не просто так.

— Президент России предостерег от втягивания в гонку вооружений. Насколько реально не втянуться в неё сейчас?

— Президент имел в виду, что у нас порядка 4% ВВП, сейчас немного меньше, идет на военные расходы. Что выше этих норм мы подниматься не будем, постараемся уложиться в том числе и с точки зрения разработки новых ракет средней и меньшей дальности. Это возможно, потому что речь идёт о НИРах о ОКРах, которые в принципе могут идти для «Калибров» и других ракет. Алмаз-антеевская техника уже апробирована и прекрасно разработана. Это не такие большие расходы. Речь же не идет о производстве.

— Какие тенденции развития ракет средней и меньшей дальности вы можете отметить?

— Мы (в Центре военно-политических исследований МГИМО — EADaily) занимаемся изучением таких тенденций. У нас есть специальные учебные и научные подразделения и в Генеральном штабе ВС РФ, и в 46-м Центральном научно-исследовательском институте Министерства обороны РФ. Прогнозируем военно-политическую обстановку и развитие рынка вооружений. Как раз здесь достаточно легко прогнозируется. Раз системы морского и воздушного базирования есть у Индии, Китая, Ирана, Пакистана, Англии, Франции и США, то вопрос состоит в том, будут ли создаваться в перспективе наземные комплексы. Конечно, такая перспектива имеется.

Прогноз строится на том, что такие комплексы будут выгодны, прежде всего, России. У нас нет серьезных сил на море. Это не секрет. У нас нет, как у американцев, десятков подводных лодок, на которых можно разместить крылатые ракеты морского базирования. Конечно, для России важна межконтинентальная стабильность в евразийском регионе, а она — для сухопутных сил. Для нас важно, чтобы виды вооружений развивались именно в сухопутном варианте.

— Арнольд Тойнби говорил о том, что цивилизация, которая выбирает путь милитаризации, обречена на гибель. Что значит милитаризация для США?

— Тойнби и Хантингтон, которые были сторонниками формирования военных коалиций на базе локальных цивилизаций, абсолютно правы. Правда, они ошибались с точки зрения милитаризации. Сказки о милитаризации все путают. Я приведу простой пример: мы добровольно уничтожили советский оборонно-промышленный комплекс, оставив от него к концу 1990-х годов всего 10%. В итоге, в 2000-е годы мы лучше жить не стали. Россия стояла на пороге глубочайшего кризиса, хотя ВПК мы практически ликвидировали. То есть здесь нет прямой связи.

И наоборот: Трамп сейчас подошел к этой проблеме амбициозно и грамотно. В августе 2017 года он издал указ, который создавал порядка 300 межведомственных групп, которые занялись анализом перспектив развития ВПК и его влияния на промышленность США. Так родилась мощная программа, которая будет стимулировать развитие новейших технологий в Америке, в том числе и путем финансирования военных НИОКРов. Потому что военные НИОКРы наиболее динамичны. Кстати, за последние двадцать лет они в США никогда не сокращались.

То, что Трамп совершил мощный рывок с точки зрения финансирования всей американской промышленности — заслуга инвестиций в военные НИОКРы и военное производство.

Беседовал Саркис Цатурян