Последние события в США вызвали крайне неудобные вопросы к силам правопорядка у американского среднего класса, в особенности у тех его представителей, которые не участвовали в протестах, но ежедневно наблюдали мародерство на улицах городов или сами оказались потерпевшими. Для них происходящее стало прежде всего симптомом глубокого кризиса американской полиции, которая вносит немалую лепту в высокий уровень насилия в стране и при этом давно научилась манипулировать политиками и обществом в целом. Известный американский социолог, специалист по конфликтам элит профессор Университета Олбани Ричард Лахманн в своей статье для издания Jacobin настаивает, что полиция Нью-Йорка и других крупных городов США в разгар протестов фактически самоустранилась от большинства своих задач по обеспечению правопорядка, результатом чего незамедлительно стал разгул спонтанного криминала. Проблемы, связанные с действиями полиции, подчеркивает Лахманн, в принципе неразрешимы в двухпартийных координатах американской политической системы. С этой точки зрения идея лишить полицию финансирования, прозвучавшая в ходе протестов в США, выглядит соответствующей еще более глубоким традициям американской политической культуры и выходящей далеко за рамки расовой подоплеки недавних событий.
1 июня, после третьей ночи мародерства, губернатор штата Нью-Йорк Эндрю Куомо осторожно заметил: «Прошлой ночью Департамент полиции Нью-Йорка и мэр не сделали свою работу. По всему городу прошлой ночью шло яростное мародерство, которое они не остановили». Высказывание Куомо спровоцировало возмущенные реплики со стороны начальника полиции Нью-Йорк-сити и мэра Билла-де Блазио, который заявил: «Не было такого, чтобы кто-то оказался способен безнаказанно заниматься мародерством».
В кои-то веки Куомо оказался прав. На многочисленных видео в Twitter, Facebook и где угодно еще показано, как люди вламываются в магазины и затем выходят оттуда с товарами, в том время как полиция пассивно за всем этим наблюдает. Полицейские машины гоняли вдали от магазинов, подвергаемых грабежу. Владельцы магазинов подробно рассказывали, как они звонили в 911, чтобы рассказать о происходящем в этот момент разгроме их заведений, и слышали в ответ, что полиция не может прийти на помощь.
Почему полиция одновременно с готовностью нападала на мирных участников маршей, проявляя такую терпимость к мародерам? Ответ на этот вопрос явно заключается не в нехватке сотрудников и не в некомпетентности полиции. В Нью-Йорке численность полиции на одного жителя втрое больше, чем в среднем в США. В ночь на 1 июня, когда шло мародерство, на улицах Нью-Йорк-сити было восемь тысяч полицейских. Кто бы что ни говорил о нью-йоркской полиции, у нее есть огромный опыт в контроле над толпой и в применении силы в местах, которые она считает проблемными в криминальном отношении.
Даже если предположить, что полиция была удивлена многочисленностью и подвижностью точек протеста 30 мая — первой ночи, когда происходило мародерство, — этим невозможно объяснить, почему полиция использовала ту же самую тактику в дальнейшем. Каждую ночь из моего окна на Нижнем Бродвее в Манхэттене я наблюдал, как полиция нападает на мирных участников демонстраций. Полицейские концентрировались, чтобы остановить марширующих, и использовали свои дубинки для их оттеснения. В то же время полиция не предпринимала никаких усилий, чтобы остановить небольшую часть демонстрантов, которые сворачивали в боковые улицы и на соседние авеню, принимаясь бить окна, или не имевших отношения к протестам преступников, которые воспользовались возможностью пограбить магазины.
Возможно, погромы первой ночи можно связать с просчетами со стороны полиции, но, после того как они использовали такую же тактику и в следующие дни, оставив без патрулирования все улицы, кроме тех, где проходили марши, представляется очевидным, что вандализм и мародерство были желаемым результатом. Для полиции каждое разбитое окно и разграбленный магазин выполняет двойную задачу: делегитимизировать демонстрантов и посеять страх среди горожан, что приведет к призывам «развязать руки» полиции и увеличить ее бюджет — примерно на это полицейские надеются и рассчитывают.
В сущности, полиция Нью-Йорк-сити объявила забастовку. Она продолжала выполнять ту работу, которая приносила ей удовольствие, или ту, на которую она по крайней мере была активно настроена, а именно избиение и аресты демонстрантов или конфискация их имущества, и при этом отказалась защищать остальной город.
Полицейские демонстрируют свое отношение к протестующим, когда подвергают аресту людей, которых в ином случае оставили бы в покое или просто направили бы в их отношении повестку в суд о том, что они разгуливают по проезжей части вместо тротуара, устраивают несанкционированные сборища или находятся на улице после наступления комендантского часа. Завершение бумажной работы, необходимой для того, чтобы арестованные предстали перед судом, который бы их отпустил, занимало у полиции не несколько часов, как обычно, а несколько дней, из-за чего демонстранты мариновались в переполненных камерах, сталкиваясь с высоким риском заразиться коронавирусом.
Жестоко обращаясь со многими демонстрантами и фактически подвергая некоторых из них смертельной коронавирусной лотерее, полиция прекратила выполнять работу, которую, по мнению общества, оно приобретает почти за $ 6 млрд, что ежегодно тратятся на Департамент полиции Нью-Йорка. Разбитые окна и разграбленные магазины, которые мы видели, просыпаясь каждое утро, были прямым посланием от полиции государственным чиновникам и избирателям в целом: «Если вы бросаете нам вызов, если вы обижаете нас, мы больше не будем вас защищать».
В буквальном смысле полиция не бастует. Полицейские выходят на работу и получают жалование. Однако они отказываются соответствовать тем ожиданиям, которые связаны с их работой. Разумеется, полицейские — не единственные работники, участвующие в забастовках и саботаже. Для трудящихся забастовки обходятся дорого, так что немногие рабочие или профсоюзы обладают ресурсами для того, чтобы долго находиться в этом режиме. Замедление работы (итальянская забастовка) и саботаж могут быть столь же деструктивными, как и полноценные забастовки, причем работодателям сложнее им противостоять. Зачастую подобные действия приводят к быстрым уступкам.
Это не первая итальянская забастовка полиции. В декабре 2014 — январе 2015 годов Департамент полиции Нью-Йорка почти полностью прекратил производить аресты и выписывать повестки в суд. Тем самым преследовалась цель запугать недавно избранного мэра Билла-де Блазио, кампания которого была основана на призывах покончить с практикой уличных задержаний и личных досмотров, а также ввести гражданский надзор за ненадлежащим поведением полиции.
Это давление сработало. Де Блазио отказался от своих планов создать внешние структуры для мониторинга полиции, и сегодня мы видим результаты этого: мэр превозносит действия полицейских, несмотря на учиняемое ими насилие и отсутствие усилий по предотвращению настоящих преступлений.
И наоборот, репрессивные и расистские меры полиция вознаграждает усердным трудом. Когда мэром Нью-Йорка был Рудольф Джулиани, полиция занималась арестами как никогда активно. Эти усилия были данью уважения человеку, который вел свою кампанию под лозунгами закона и порядка, выступал на стороне полицейских, когда они предпринимали расистские оскорбления предыдущего мэра Дэвида Динкинса и внедрял меры уличных задержаний и досмотров.
Какие уроки можно вынести из двух этих полицейских забастовок? Во-первых, забастовки — это действенная мера. Они оказываются еще более эффективными, чем забастовки при поддержке сильных профсоюзов, которые способны мобилизовать своих участников, сформулировать требования и оказывать давление на работодателей и государственных чиновников (в случае полиции это одни и те же лица).
Готовность и способность полиции использовать свои рычаги должны быть примером для всех трудящихся. Однако не стоит воображать, что полиция — их союзник. Полицейские почти никогда не отвергают приказы об аресте участников пикетов из других профсоюзов и зачастую с радостью принимают увеличение бюджетов и жалований, даже в том случае, когда при этом увольняют их коллег из других муниципальных служб.
Если полиция настолько могущественна, то что можно сделать для ее сдерживания и устранения ее способности к расистским действиям и причинению произвольного насилия? К сожалению, массовое голосование за демократов не решит эту проблему. Многие из самых склонных к насилию и расизму полицейских сил присутствуют в городах, которые на протяжении десятилетия возглавляют демократы, таких как Миннеаполис, Чикаго, Нью-Йорк, Лос-Анджелес и Сент-Луис.
Высказывание Джо Байдена о том, что полицию учат стрелять в ногу, а не в сердце, типично для демократов: в нем подчеркивается их почтительное отношение к полиции, любовь к технократическим решениям и «дискуссиям», которые создают иллюзию перемен, а не сами перемены.
Следует начать с осознания того, что полицейские силы в их нынешнем виде не подлежат реформированию. Мы видели это в Миннеаполисе, когда оказалось, что Дерек Шовин — офицер, державший ногу на шее Джорджа Флойда на протяжении восьми минут и 46 секунд вплоть до его смерти, — был «инструктором по спецподготовке» для двух других офицеров, участвовавших в этом инциденте.
Конечно, плохо, что Департамент полиции Миннеаполиса не отстранил Шовина от должности после восемнадцати предыдущих жалоб на его действия. Но сам факт, что именно такой офицер был выбран в качестве наставника для молодых полицейских, обнаруживает такой нарыв в полиции Миннеаполиса, ликвидировать который можно только путем полной ее реструктуризации или даже, возможно, роспуска всего подразделения и набора новых людей.
Нас может успокаивать тот факт, что полиция мало влияет на динамику показателей преступности. Когда Департамент полиции Нью-Йорка устроил в 2014−15 годах итальянскую забастовку, преступность фактически снижалась, а не наоборот. Нужно стремиться к тому, чтобы лишить полицию финансирования — именно это должно быть центральным требованием к кандидатам на должности в местных органах власти. В городах, управляемых демократами, на праймериз Демократической партии можно голосовать за кандидатов, поддерживающих эту идею, и, если это не сработает, — поддерживать кандидатов от третьей партии. Однако описанный пример-де Блазио очевидно показывает, что найти хороших кандидатов и выбрать их еще не достаточно.
Потребуется участвовать в постоянном прямом действии и ясно формулировать наши требования. Полиция должна быть демилитаризована. Необходимо прекратить принимать для использования полицией избыточное армейское вооружение и избавиться от того, что уже есть. По большей части полицию следует заменить волонтерами, которые будут соответствовать потребностям своих районов и реагировать на них. Необходимо избирать районных прокуроров, которые не будут уступать полиции и станут рассматривать в качестве своей главной задачи снижение уровня помещения под стражу. Быстрые достижения недавно избранных прогрессивных районных прокуроров в Филадельфии, Бостоне, Сан-Франциско, Хьюстоне и других городах являются примерами важности целенаправленного внимания к этой должности.
Мы должны помнить, что полицию по большей части контролируют местные власти, и этот уровень наиболее подвержен воздействию массовой мобилизации и наименее контролируется богатыми и их расходами на избирательные кампании. При обеспечении высокого уровня сознательности и продолжении протестов возможно достичь значительных перемен, которые продемонстрируют, что политическое действие способно приводить к победам, имеющим значение для повседневной жизни, и тем самым будут стимулировать дальнейшую мобилизацию по другим проблемам среди людей, которые одновременно являются и главными жертвами полиции, и зачастую наиболее дистанцированными от политики.
Перевод Николая Проценко