Не «движ», а «тухляк»: белорусские уроки российского протеста

В 2020 году мир втянулся в протестную активность. Протестовали все и везде: в сытых США и благополучном ЕС, спокойной Белоруссии, реактивной Армении и нестабильной Киргизии. Пандемия Covid-19 вывела накопившиеся в обществе противоречия на качественно новый уровень, а действия властей — в том числе и ошибочные — придали протестам остроты и масштаба.

В 2021 году протестная волна добралась и до России. Первая неделя протестов сторонников Алексея Навального уже даёт возможность сравнить их ход с тем, что пережила соседняя Белоруссия в 2020 году, вывести сходства и различия в реагировании властей на несанкционированные уличные акции и предсказать, что нас ждёт до конца текущего года.

Стоит отметить, что любимый термин отечественных политиков — «майдан» (как форма государственного переворота при активном внешнем вмешательстве) — не приближает нас к пониманию сути процессов, но позволяет смещать фокус с внутренних причин на внешнее вмешательство и подходить к протестам, как к акциям врагов, игнорируя их объективные причины, и пускать в ход силовой инструментарий.

Собственно, попыткой сместить фокус с внутренних на внешние причины протестов с августа прошлого года занимаются как политическое руководство РБ, так и её провластные эксперты, управляемые посредством выстроенной с 2004 года идеологической вертикали. Белорусская власть пробует «продать» России «майдан» и угрозу от него в обмен на политическую и экономическую поддержку, а её экспертное сообщество пытается выдать белорусский опыт подавления массовых акций за единственно верный и возможный.

На деле же белорусское общество раскололось вследствие целого ряда допущенных Александром Лукашенко ошибок: ослабления всех институтов власти, кроме президентского, застоя в экономике, урезания социальных расходов, реагирования на коронавирус в логике «водка, баня, трактор», нечестной избирательной кампании и явно нереалистичных 80% общественной поддержки. При этом единственный реальный политик в РБ — Александр Лукашенко, вся система публичной власти выстроена им же и вращается вокруг него же. Естественно, он же стал главным раздражителем для солидной части белорусского общества.

Можно сколько угодно говорить, что за протестной массой стоят внешние кукловоды, но это не отменяет того, что сами протестующие наши сограждане, а закон не делит нас на привилегированных и дискриминируемых в зависимости от политических убеждений.

Тем не менее реагирование белорусской власти на акции протеста ярко показывает, как не нужно делать, и, как показала первая акция протеста сторонников Навального, российская власть сделала выводы из белорусских ошибок (чего не скажешь о самом белорусском руководстве).

Во-первых, если белорусский ОМОН с ходу пустил в ход дубинки, слезоточивый газ и резиновые пули, то российские правоохранители оказались значительно корректнее и терпимее. Случаев массового немотивированного и несоразмерного применения силы в России не было. И единственное исключение — удар полицейским женщины ногой в живот — ярко показало различное реагирование медийных машин двух силовых ведомств. Если в Белоруссии ни один силовик не был привлечён к ответственности, то в России виновник инцидента мгновенно стал фигурантом как служебного расследования, так и проверки Следственного комитета, а извинения пострадавшей от имени МВД были принесены на следующий день полковником Сергеем Музыкой. Министерство замирилось с пострадавшей, не дав конфликту разгореться, а также лишила оппозицию возможности использовать инцидент для пиара и мобилизации новых противников власти.

Во-вторых, белорусская государственная медийная машина с ходу стала клеймить своих же граждан (никаких «вагнеровцев» или 250 террористов, прятавшихся в белорусских лесах, обнаружить так и не удалось) наймитами, алкоголиками и маргиналами, чем мгновенно обнулила свой авторитет. В России работали куда корректнее и тоньше: ядром протеста были молодые люди (от 9 до 35 лет), игнорирующие ТВ как средство массовой информации, поэтому целевой аудиторией федерального ТВ стали родители и родственники участников молодёжного бунта. Акцент делался на недопустимость вовлечения несовершеннолетних в массовые беспорядки, опасность акций, а полицейские позиционировались не как враги и каратели, а как воспитатели — именно поэтому к вечеру субботы все несовершеннолетние покинули стены изоляторов и отправились домой, а в Москве полицейские раздавали маски и разливали чай.

Не препятствовали правоохранители работе журналистов: их не превращали в мишени в тире и груши для битья — «Эхо Москвы» вещало в прежнем режиме, а «Дождь» освещал акции так, как этого хотелось его аудитории. Без задержаний, конечно, не обошлось, но они были корректными и скорее исключением из правил, чем самим правилом.

В-третьих, пока неизвестно о какой-либо мести со стороны власти сторонникам Навального: студентов не отчисляли из ВУЗов, родителям школьников не угрожает лишение родительских прав. Власть в России действует строго в рамках правового поля, в отличие от власти в РБ, допустившей, фактически, правовой дефолт, когда логика контрреволюционной целесообразности привела к массовым отчислениям студентов, увольнениям бюджетников, арестам и штрафам за публичные мероприятия (так рассматривалось вывешивание бело-красно-белого флага) на частых балконах.

Понятно, что протесты в России продолжатся и пройдут через несколько этапов радикализации, достигнув пика в конце лета — начале осени, а акции недовольства в РБ вновь вспыхнут, как только появится медийно значимый повод. Однако уже сейчас, на первом этапе, можно констатировать, что в России была проведена работа над белорусскими ошибками и власть пытается предотвратить радикализацию протестной массы — привлекает к ответственности радикалов, мобилизует родителей, позволяет выпустить пар подросткам, дав им понять, что уличные акции являются не каким-то интересным «движом», а «тухляком» — и снижает потенциальную численность своих противников, избегая неизбирательного и немотивированного применения силы.

Причины более сдержанного реагирования также вполне понятны: Владимир Путин — не единственный политик в России, в стране более-менее развитой парламентаризм, куда большая свобода слова и СМИ, чем в РБ. Улица не является единственным местом, где можно высказать политическое недовольство — в России действует масса различных НКО, системных и несистемных политических сил. Сама власть непрерывно изучает общество с помощью инструментов статистики и социологии.

Богатый на проявления уличной политики 2020 год позволил понять, что протесты рано или поздно заканчиваются, а победителем из них непременно должно выйти государство. Украина для нас служит уроком катастрофических последствий победы «майдана», Белоруссия — ярким примерном торжества антимайданной реакции.

«Майдан» выводит на первый план революционную целесообразность, антимайдан заставляет власть двигаться в логике контрреволюционной целесообразности. Обе эти логики хоронят самое ценное, что есть у нас — демократическое, правовое и социальное государство. Главными инструментами противодействия уличным акциям протеста должны быть политтехнологии, а не дубинки, а их средством — перевод протеста с улицы в легальное политическое русло, что невозможно без управляемой либерализации политической и партийной жизни.

Молодёжный бунт 2021 года является экзаменом на зрелость, мудрость и сдержанность для российской власти, а опыт наших соседей по бывшему СССР — уроками, которые нельзя не выучить.

Иван Лизан, специально для EADaily