Мнение: Главное предательство президента Латвии осталось за пределами книги

Публицист Александр Гильман прочел ставшую скандальной еще накануне выхода книгу журналиста Лато Лапсы о нынешнем президенте Латвии Эгиле Левитсе. Гильман, однако, нашел книгу неудачной — поверхностной, полной ложных выводов и оставляющей без внимания как раз те факты из жизни Левитса, которые можно счесть действительно предосудительными. Своим мнением Гильман поделился в колонке, вышедшей на портале lv.baltnews.com.

Александр Гильман признает, что он с нетерпением ждал выхода книги известного журналиста Лато Лапсы про президента Латвии Эгила Левитса. «Дело в том, что одним из источников информации была моя статья 2015 года. Так получилось, что я много лет дружил с братом президента по отцу — талантливым геологом, но ужасным неудачником по жизни Михаилом Левитом, скончавшимся в Израиле в 2010 году. Чудовищные различия между братьями, относившимися друг к другу с нескрываемым презрением, — интереснейшая психологическая драма. Лапса прочитал мой материал, связался со мной, я его вывел на нескольких людей, знавших семью с 50−60-х годов прошлого века. Поэтому мне было очень интересно, что накопает Лато — признанный авторитет в расследовательской журналистике. Мне был вручен экземпляр книги, за что я искренне благодарен автору и его помощнице Кристине Бормане. Запоем за вечер прочитал написанную блестящим обличительным языком книгу „Самозванец“ — и не могу скрыть разочарования. Лапса обвиняет президента Латвии во лжи — тот действительно все время врет. Но из-за того, что ни один, ни другой не знают обстоятельств советской жизни, особенно еврейской ее части, в книге небольшие хвастливые преувеличения подняты до суровых обличений. В то же время суть даже не лжи, а глубочайшего предательства своих близких, которое совершил Эгил Левитс, остается нераскрытой», — констатирует Гильман.

В книге, по его словам, есть три главных составных части. «Ложь Эгила про его мать и ее репрессированных родственников, ложь про германское гражданство в период эмиграции и ложь про семью отца и обстоятельства отъезда. Насчет матери можно понять только одно: ничего не понятно. Левитс рассказывает о своем прадеде — латвийском социал-демократе Янисе Баргсе. Тот был арестован накануне революции 1905 года, потом освобожден, эмигрировал в Германию, вызвал туда жену и троих детей. В 1926 году беременная дочь Баргса приехала в Латвию, родила его мать Ингеборгу, стала вести сельское хозяйство, была выслана в 1949 году, вернулась в 1958 — это первые детские воспоминания Эгила. Все правдоподобно — в 20-е годы в Германии был чудовищный экономический кризис, переехать в Латвию молодой латышке было вполне естественно. Но у Лапсы приведена выездная анкета семьи Левитов. А в ней сказано, что Янис Баргс и его супруга — родители Ингеборги. Можем ли мы представить роженицу в возрасте 51 года (по другой версии — 54 лет)? При этом она бросает мужа, которому суждено умереть через два года, и десятилетнюю старшую дочь в Германии и отправляется в Латвию? Как хотите, а я на этом месте прекращаю разбирать версию автора книги. Зачем-то Ингеборге надо было писать в анкете нечто странное — она же настаивала на воссоединении со старшей сестрой. Но всерьез рассматривать картину, противоречащую биологии человека, совершенно бессмысленно», — отмечает Гильман.

Далее он обращается к теме гражданства президента Латвии. «Лапса разыскал раннее интервью Левитса, который признает, что через какое-то время жизни в Германии получил ее гражданство. Зачем-то теперь он это отрицает — нелепое вранье. Но предположение Владимира Линдермана, которое подробно цитируется в книге, что Левитс некоторое время был гражданином Израиля, тоже не выдерживает критики. Люди, которые стремились эмигрировать на Запад и которых готовы были принять страны Запада, прямо из Вены, куда прибывали эмигранты, — с Израилем у СССР прямого сообщения не было — отправлялись к месту назначения. А Левиты изначально собирались в Германию, они два раза безуспешно подавали заявления на выезд туда. Не верю я и в то, что Эгил Левитс тайно хранит германский паспорт. Никакого практического смысла в этом нет, когда обе страны находятся в Евросоюзе. И нет смысла подставляться, нарушая конституцию Латвии, запрещающую президенту двойное гражданство», — считает публицист.

Самое главное внимание в книге уделяется фигуре отца президента. «Эгил называет его советским диссидентом, убежденным антикоммунистом. По его версии, семью буквально выдворили из СССР. Это, конечно, чепуха. Более того, Иона Левит — именно так правильно по-русски звучит это имя, хотя по документам он был Йонасом — какой-то период своей жизни был опорой советской власти в Латвии. Тут надо обратиться к главному живому свидетелю — профессору Олегу Владимировичу Щипцову. Он и его супруга дружили с Левитами с конца 50-х, с того времени, как у первой жены Левита Сары Зеликовны снимала комнату юная невеста Щипцова. Смешно, что Лапса называет Щипцова крестным сыном Сары Левит — как будто евреи крестят близких. Пару месяцев назад племянник Сары у себя в Facebook опубликовал трогательные воспоминания о матери, младшей сестре Сары. Из них следует, что при Ульманисе Сара втянула девушку в подпольную деятельность, за что ту выгнали из гимназии. А вот на старости лет советская власть отблагодарила Сару, присвоив ей звание персонального пенсионера республиканского значения. Сара и Иона поженились задолго до войны. В левом подполье улманисовских времен было очень много еврейской молодежи. Особенно из бедных семей, в которых росли портниха Сара и вечный студент Иона. Невозможно представить, чтобы захваченная борьбой с антисемитским и недемократическим режимом девушка вышла бы замуж за человека не из своего круга. Я вырос среди таких людей — их сплоченность была настолько сильна, что мир вне этого они просто мало замечали», — свидетельствует Гильман.

И вот здесь, по его мнению, очень важны свидетельства Щипцова о том, что Иона и Сара оставались близкими друзьями всю жизнь. «Да, нередко бывает, что сорокалетний мужчина уходит от ровесницы жены к юной соседке. Но в данном случае чувство товарищества не исчезло с личной изменой. Этого не понимают ни Левитс, ни Лапса. Для них человек либо патриот — то есть сторонник Ульманиса, либо коммунист. На самом деле противоречия нет. Идейный коммунист Иона Левит охотно согласился стать уполномоченным советской власти в 1940 году аж на трех национализированных заводиках, до того принадлежавших соплеменникам. А на кого еще положиться советской власти, если большинство работающих — евреи, внеслужебное общение происходит на идише, а под рукой есть толковый инженер-еврей, бывший подпольщик? Но та же логика привела Иону Левита к стремлению эмигрировать. Ему за 60, детей пятеро, вторая жена никогда не работала. Семья живет в одной комнате огромной коммуналки. Какие перспективы у детей в стране, где еврейская фамилия серьезно ограничивает жизненные перспективы?», — вопрошает Гильман

Лато Лапса считает, что Левитс лжет, рассказывая, что в его семье слушали западные радиостанции, — для Эгила это свидетельство диссидентства. «Дескать, в коммунальной квартире соседи бы донесли. Я тоже вырос в коммуналке — так мы не только слушали, но и обсуждали новости на общей кухне. Слушать «Би-Би-Си» для советских евреев было столь же естественно, как для современных русских Латвии смотреть новости российского телевидения. Латышам это странно… Щипцов рассказывает, что у Ионы были деньги, он купил «Победу» еще в сороковые. Но ни решить квартирный вопрос, ни дать детям достойное будущее эти деньги помочь не могли. Поэтому он вышел на пенсию, и семья решила «сваливать», как тогда говорили. Израиль их совершенно не интересовал — юные коммунисты-подпольщики еще до войны пикировались с ровесниками-сионистами, у многих неприязнь к Израилю осталась. А вот Германия, где Ингеборга жила некоторое время и куда звала родня, очень привлекала. Опять все естественно. Дело не в родственниках. ФРГ принимала и евреев, пострадавших от нацизма, как Иона, и людей немецкой культуры, как оба супруга, свободно говоривших на немецком. На германские пособия вполне можно было поднять многодетную семью. Прагматичный житейский выбор, вполне оправдавшийся.

В книге долго описываются перипетии неудачных попыток выезда из СССР — дважды подавали на выезд в Германию. «Неопытные Левиты не понимали, что это совершенно безнадежно, латышей в Германию не выпустят, это создало бы прецедент. Но вот с 1971 года внезапно стали отпускать сионистов в Израиль — сработало сильнейшее давление на СССР. В следующем году Левиты снова подали документы, уже правильно, в Израиль, и их сразу выпустили: никому не нужна семья пенсионера и домохозяйки. В этом заявлении Лапса тоже усматривает ложь — вдруг появилась приглашающая, некая двоюродная сестра Ионы, а он до того утверждал, что вся родня погибла во время Холокоста. Ничего странного: религиозные еврейские семьи были большими, у Ионы было пять сестер. Значит двоюродных могло быть больше тридцати, всех не упомнишь. Но и выдумать родственницу — не криминал. Поводом для эмиграции могло быть только воссоединение семей. Израиль охотно присылал липовые вызовы. Что за грех в такой лжи, если от тебя ее прямо требуют? Даже версия Эгила о том, что Иону вызвали в ОВИР и предложили уехать, имеет право на жизнь. Потому что у нас же было плановое хозяйство. Есть команда не пускать — не пускают. Но вот решили выпускать, приезжает Никсон, надо отчитаться — а поток заявлений иссяк. Кто у нас сидит в отказе? Левит, да он же еврей! А подать его сюда!», — предполагает Гильман.

Он делает вывод, что скандальная книга Лато Лапсы — «характерный пример журналистской неудачи», очень, по мнению Гильмана, типичной для Латвии. «Поразительное отсутствие интереса к тому, как живут соседи, — то ли это русские сейчас, то ли евреи полвека назад, приводит к неточным выводам: преувеличению мелочного хвастовства недалекого президента и непониманию вынужденной обстоятельствами того времени лжи. В то же время главное вранье и предательство Эгила осталось за пределами книги. Попав в Мюнстерскую латышскую гимназию, он очутился в латышской эмигрантской среде. Значительная часть ее старшего поколения запятнала себя сотрудничеством с гитлеровцами, а то и прямо была повинна в Холокосте. И чтобы стать в этой среде своим, будущий президент страны порывает со своим еврейским прошлым. Характерна его статья 1987 года, посвященная 80-летию выдающегося латышского историка Адольфа Шилде. В 1941 году Шилде был журналистом газеты „Тевия“, в каждой статье призывая убивать евреев — в том числе и родных Эгилса. Интересно, с какими чувствами читал старик Адольф панегирик человека, появившегося на свет вопреки его усилиям уничтожить ненавистный народ. То, что президент постоянно врет ради красного словца, ему можно было бы и простить — таковы все политики. Упрямые запреты журналистам ознакомиться с архивными документами его семьи свидетельствуют о мелочной упертости. Главная ложь Левитса начинается, когда он выспренно говорит: „Мы, латыши…“. Когда утверждает, что не имел еврейских родственников, игнорируя несчастного брата Мишку. Когда произносит лицемерную ежегодную речь 4 июля на руинах сожженной синагоги, не упоминая, что это могила и его близких. Самозванец по сути, он предал ту среду, в которой во многом сформировался», — заключает Гильман.