Нужно добиваться Нюрнбергского процесса: расследование горловской трагедии

27 июля 2014 года произошла одна из самых страшных трагедий войны на Донбассе — хаотичные обстрелы Горловки, во время которых погибло 22 мирных жителя, в том числе и дети, а более 40 получили ранения. В этот же день погибла «горловская Мадонна» — Кристина Жук и ее дочка Кира, фотографии которых облетели весь мир.

К годовщине этой даты донецкие правозащитники подготовили расследование, в котором проанализировали, откуда и по каким объектам велся огонь. Они пришли к выводу, что это был неизбирательный артиллерийский обстрел, по всем нормам международного гуманитарного права являющийся военным преступлением в случае гибели гражданских.

Корреспондент EADaily поговорил с автором расследования, представителем организации «Справедливая защита» Иваном Копылом об этом и других военных преступлениях Украины, которые он расследовал за эти годы с тем, чтобы направить информацию в международные организации и добиться наказания виновных.

— Как вы квалифицировали в своем расследовании обстрел Горловки 27 июля?

— Это однозначно было применением неизбирательного огня по гражданским целям. Это является военным преступлением и нарушает международное гуманитарное право, и в том числе украинское законодательство.

— Военных объектов в этих местах не было?

— Нам неизвестно о военных целях в пораженном «Градами» районе. Но есть такой принцип, который простыми простыми словам можно объяснить так — стрелять надо соответствующим оружием по соответствующим целям. Даже если бы где-то была военная цель, то надо было бы избрать такое оружие, которое не привело бы к массовой гибели людей. В случае, если это было невозможно, военные, согласно международному гуманитарному праву, должны были отказаться от атаки. Так что это в любом случае и при любом раскладе военное преступление. По нашей оценке, это был неизбирательный артиллерийский обстрел густонаселённого жилого района, повлёкший массовую гибель мирных жителей.

— Это был один из самых страшных моментов Донбасской войны?

— Это была самая первая артиллерийская атака по Горловке, люди не знали, как вести себя во время обстрела, никто этого не ожидал. Как мы знаем, люди до последнего не верили, что по ним начнут стрелять орудия. Но это случилось, более 20 человек погибло и более 40 было ранено. Это очень много людей, тем более среди них были дети.

— Расскажите немного о своей организации и ее деятельности?

— В 2015 году собрался коллектив активистов, среди которых были юристы, журналисты, обычные граждане. И создали неформальную группу, которую назвали — «общественная комиссия по фиксации военных преступлений». Украинская пропаганда, массовость военных преступлений натолкнула нас на мысль, что важно доносить правду до мировой общественности и до международных судебных инстанций. И занимались мы этим с переменным успехом где-то до 2017 года. В 2017 году удалось наконец-то арендовать офис, заняться этой работой на системной основе. А в начале 2018 года нашу организацию заметили, мы смогли зарегистрироваться и переформатироваться в общественную организацию, официально зарегистрированную в ДНР и названную «Справедливая защита». Основное направление нашей деятельности — фиксация событий, которые можно квалифицировать как военные преступления. Мы записываем, фотографируем, опрашиваем пострадавших и направляем эти материалы в международные инстанции, такие как Европейский суд по правам человека и Международный уголовный суд (МУС).

— Обратная реакция со стороны международных структур есть?

— У всех этих организаций немного разные процедуры. В МУС мы подаем материалы прокурору, который сам проводит расследование и по его результатам принимает решение о возбуждении уголовного производства. Наша задача состоит в том, чтобы передать информацию о случившемся, а бремя доказывания лежит на прокуроре МУС. В электронном виде нам приходит ответ — «спасибо, мы получили материалы». Что касается Европейского суда по правам человека, то там бремя доказывания лежит на истце, то есть на нас, как на представителе истца. Там приходит ответ о том, что дело принято к рассмотрению. Причем по каждой отдельной жалобе приходит отдельный ответ. В европейском суде индивидуальные жалобы пока что не рассматриваются, люди ожидают. Там есть, межгосударственная жалоба, которая должна быть рассмотрена прежде, чем начнут рассматривать индивидуальные жалобы. Все это пока что затягивают, думаю, тут имеет место и политический мотив. Но, тем не менее, все дела зарегистрированы, ожидают рассмотрения, а впоследствии и решения.

— Стоит ли нам ждать в случае с войной в Донбассе что-то вроде Нюрнбергского процесса, как по итогам Второй мировой?

— Нужно не ждать, а добиваться. Мы выполняем часть работы, но не нужно забывать, что и от самих пострадавших должна исходить инициатива. Подача документов в международные инстанции в их интересах. Пусть не боятся. Никто им ничего не сделает ни на Украине, ни где бы то ни было еще. Никто этого не допустит. У нас не было случаев, чтобы кто-то привлекался за то, что подал жалобу в международные инстанции. Наказание военных преступников зависит от каждого.

На территории Украины люди, которые, возможно, виновны в военных преступлениях, не преследуются. Они продолжают служить, и никто ничего не делает. На украинское правосудие надеяться нельзя. Вообще всем вооруженным конфликтам присуща общая черта — национальное законодательство не работает в делах, связанных с конфликтом, оно не может осудить своих военных.

— Не опасаетесь ли вы , что в случае создания военного трибунала по Донбассу повторится ситуация с военным трибуналом по Югославии? Когда будут осуждать ополченцев, а украинских военных нет. Как этому противодействовать? Как известно, тот трибунал подвергался критике из-за того, что сербов осуждали гораздо более жестко, чем албанцев, боснийских мусульман и хорватов.

— Откровенно говоря, не боюсь. Во-первых, даже по статистике ООН жертв среди мирного населения со стороны Республик в шесть раз больше, чем со стороны Украины, что может говорить о намеренных атаках по мирному населению, прежде всего, со стороны украинских комбатантов. Кроме того, я знаю, что за те перегибы, которые случались с нашей стороны, преступники ответили по закону. Тогда как с украинской стороны военные преступники продолжают продвигаться по службе и получать награды. Этого быть не должно!

— «Горловская Мадонна» известна всему миру. А были ли случаи, впечатлившие вас лично, но менее известные?

— Это расследование мы сделали специально для Натальи Жук — мамы «горловской Мадонны». Она приезжала к нам несколько раз, сокрушалась, что никто не занимается расследованием. Дело достаточно сложное, длительное, и я обещал ей помочь с ним, когда появится время.

А что касается других впечатливших меня случаев, то есть среди них и удивительные. Меня поразил случай, когда при первых обстрелах Александровки (Петровский район) над головой женщины разорвался снаряд «Града», и его фрагмент попал ей в грудь. Она в таком состоянии вместе с мужем с куском железа в груди прошла под обстрелами «Градов» полтора или два километра пешком, пока ей смогли вызвать скорую. Скорая увезла ее в больницу тоже под обстрелом, она выжила, несмотря ни на что, и ведет сейчас достаточно активный образ жизни.

Конечно, детские случаи сильно шокируют. Я помню историю мальчика, который с семьей выезжал из Снежного, а возле Саур-Могилы стоял украинский блокпост. Они на своей машине выехали на этот блокпост и их обстреляли из БТР. Его сестра, дядя и отец погибли на месте, а мальчик, несмотря на серьезные ранения, выжил. Украинские бойцы еще обсуждали между собой — расстрелять ли его, потому что он свидетель, или нет. Решили не добивать. Отвезли его в больницу. Он остался жив и сейчас учится в школе олимпийского резерва. Но каждый раз, когда его расспрашивают об этом, он плачет.