В прошлом месяце эксперты Вашингтонского института ближневосточной политики (The Washington Institute for Near East Policy) провели обсуждение по вопросам, которые необходимо решить при переговорах о новой ядерной сделке с Ираном «или, в случае её провала, при планировании военной кампании по подрыву или уничтожению ядерной программы Тегерана».
В дискуссии в ведущем американском аналитическом центре ближневосточного профиля приняли участие известные эксперты Дана Строул, Ричард Нефью, Майкл Эйзенштадт и Холли Дагрес.
Первые несколько недель пребывания администрации Дональда Трампа у власти уже стали свидетелями значительных изменений в политике США в отношении Ирана, включая указ президента-республиканца, восстанавливающий кампанию «максимального давления». Вместе с тем новый хозяин Белого дома послал чёткие сигналы готовности как вести прямые переговоры с иранским руководством вокруг ограничений их ядерной программы, так и использования военной силы в случае отказа со стороны Исламской Республики.
Трамп отправил письмо верховному руководителю ИРИ аятолле Сейиду Али Хаменеи с соответствующими предложениями. Однако из Тегерана дали понять, что не намерены вступать в прямой диалог с Вашингтоном, предпочитают использовать для таких консультаций услуги третьей стороны (ОАЭ или другого «честного маклера», например, Омана). Синхронно с этим иранские официальные лица отвергают саму возможность обсуждения новой ядерной сделки, призванной заменить Совместный всеобъемлющий план действий (СВПД, подписан 14 июля 2015 года шестью мировыми державами и ИРИ, Трамп вывел США из этого соглашения в мае 2018 года во время своего первого президентского срока) на фоне возвращения Вашингтона к политике «максимального давления» на Тегеран.
Иран 26 марта направил официальный ответ на письмо президента США Дональда Трампа в адрес верховного руководителя ИРИ аятоллы Сейида Али Хаменеи, воспользовавшись посредническими услугами Омана, сообщил в прошлый четверг глава МИД Ирана Аббас Арагчи.
Как обратила внимание в ходе экспертного форума Дана Строул, ранее занимавшая пост заместителя помощника министра обороны США по Ближнему Востоку, администрация Трампа считает, что иранцы понесли значительные военно-политические потери по результатам войны в секторе Газа, вооружённого конфликта между Израилем и движением «Хезболла» в Южном Ливане и падения власти Башара Асада в Сирии.
«Иранский режим может быть более уязвим, чем когда-либо, из-за краха его региональной „Оси сопротивления“ и последовательных раундов военных ударов (Израиля) по иранской территории, которые повредили его стратегическую противовоздушную оборону и другие жизненно важные активы. В свете этих уязвимостей многие официальные лица США и Израиля приходят к выводу, что теперь отсчитывается время более широких военных действий против Ирана», — отметила Строул.
Что касается ядерного статуса Тегерана, то СВПД 10-летней давности наложил довольно серьёзные ограничения на ядерную программу шиитской державы в обмен на некоторое смягчение санкций. Однако после выхода США из этого соглашения в 2018 году Иран продолжал «постепенно продвигать программу и теперь намного ближе к пересечению ядерного порога», за которым встаёт перспектива обладания оружием массового уничтожения, подытожила аналитик.
По мнению Ричарда Нефью, бывшего заместителя специального посланника США по Ирану, несколько технических разработок за последние семь лет, прошедшие с фактического прекращения действия СВПД, «увеличили риск того, что Иран сможет быстро вырваться (вперёд) с ядерным оружием, если он того пожелает».
В прошлом году бывший госсекретарь США Энтони Блинкен указал, что Тегеран способен произвести достаточно высокообогащённого урана для создания одной ядерной бомбы в течение шести-семи дней, и «этот срок может быть даже короче в настоящее время». Наиболее существенными факторами в этом прогрессе американский эксперт назвал растущие иранские запасы 60-процентно обогащённого урана, «всего в двух шагах» от оружейного урана (плутония оружейного качества), степень обогащения которого составляет свыше 90%, а также развёртывание современных центрифуг, которые втрое эффективнее их первоначальных образцов.
Впрочем, «хорошей новостью» Нефью указал то, что Иран по-прежнему позволяет должностным лицам Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ) получать доступ к его ядерной программе, что «даёт международному сообществу некоторую возможность определить, перейдет ли режим к производству 90-процентного урана (т.е. оружейного качества) и когда это произойдёт».
«Плохая новость заключается в том, что Иран сейчас настолько близок к прорыву, что возможности для реагирования на такое решение и предотвращения фактического создания ядерного оружия чрезвычайно узки. Более того, ничто не удерживает Иран от перемещения материалов в секретные места для дальнейшего обогащения, отчасти потому, что Тегеран был менее прозрачен в отношении количества центрифуг, которые он произвёл с 2021 года», — рассказал участник обсуждения.
«Максимальное давление», которое Дональд Трамп принялся оказывать на Иран во время своего первого срока в Белом доме, было фактически продолжено его преемником, хотя при администрации Джо Байдена такое «давление» было менее строгим. Соответственно, Вашингтон должен быть реалистом в своих ожиданиях относительно того, чего может достичь эта политика — «максимальное давление» теперь действует дольше, чем сам СВПД, и санкции сами по себе явно не могут остановить Иран от разработки ядерного оружия, констатировал Нефью.
Иран приспособился к подобному типу «давления», поэтому единственный способ существенно его усилить — это такие меры, как воздействие на Китай с целью прекращения им покупки иранской нефти или даже принудительное запрещение её поставок на внешние рынки. Оба варианта несут в себе значительный риск эскалации конкретно сейчас, когда Иран так близок к «ядерному прорыву», хотя они также могут вернуть его за стол переговоров, подчеркнул аналитик.
В конечном счёте, продолжил он, новая сделка остаётся наиболее надёжным путём к прекращению ядерных амбиций Ирана. Хотя технический прогресс Ирана с 2018 года поставил под сомнение многие из наиболее ценных элементов СВПД (например, ограничения на ядерные НИОКР и строительство площадки для центрифуг), другая, менее всеобъемлющая сделка всё равно имела бы ценность. Ключевые элементы новой ядерной сделки, по словам Нефью, могли бы включать: более широкий доступ МАГАТЭ к соответствующим иранским объектам, особенно тем, которые связаны с разработкой ядерного оружия; ограничения на уровни обогащения урана и его запасы; ограничения на количество используемых центрифуг; ограничения на распространение иранских беспилотников и ракет в Ближневосточном регионе.
Взамен Тегеран будет настаивать на существенном смягчении санкций, оставляя Вашингтону и его союзникам два варианта: ограниченное смягчение, согласованное в СВПД, в первую очередь затрагивающее иностранную деловую активность с Ираном, или более всеобъемлющее смягчение, возможно, включающее основные части ныне действующего нефтяного эмбарго США в отношении ИРИ. Станет ли такое смягчение санкционного режима разумным, напрямую зависит от того, какую степень ядерных и региональных уступок от Ирана смогут получить США.
«Несмотря на тикающие военные часы, у сторон есть время поработать над этими вопросами и изучить новую сделку. Тем не менее важно помнить, что действие и бездействие сопряжены с рисками, а доступные варианты решения проблемы ядерной программы Ирана со временем будут только сокращаться», — подытожил Нефью.
Американские эксперты, к мнению которых прислушиваются лица, принимающие военно-политические решения в Вашингтоне, коснулись и вопроса «превентивного удара» по Ирану, дабы в принудительном порядке лишить его ядерных амбиций.
Майкл Эйзенштадт склонен видеть целью таких ударов на упреждение «максимальное повреждение ядерных объектов и выигрыш времени для возрождения ядерной дипломатии, сдерживания или срыва попыток восстановления и создания региональных соглашений для выхода Ирана из нынешнего ослабленного состояния». Однако Тегеран почти наверняка попытается восстановить свою ядерную программу, используя любые расщепляющиеся материалы, центрифуги и технический персонал, «пережившие подобную атаку, поэтому предотвращение, скорее всего, не будет одноразовым событием».
«Скорее, это будет первый раунд продолжительной кампании по предотвращению восстановления Ирана с использованием тайных действий и последующих ударов. И если Тегеран забеспокоится, что последующие атаки могут включать военные, экономические и лидерские цели, он может решить замедлить свои усилия по восстановлению», — полагает эксперт.
Чтобы добиться успеха, превентивный удар, как полагает Эйзенштадт, также «должен создать среду, благоприятную для последующих атак». Успешный первый удар, согласно ему, якобы «облегчит получение внутренней и внешней поддержки для последующих действий, если это будет сочтено необходимым».
Избежание дальнейшей эскалации также облегчит последующие усилия, хотя «способность Тегерана вызывать геополитические потрясения значительно снизилась из-за разгрома „Хезболлы“, существования (в распоряжении Израиля и США) надёжной региональной противовоздушной и противоракетной обороны и ущерба, нанесённого иранскому ракетному производственному потенциалу во время атаки Израиля в октябре 2024 года».
Кроме того, удар по иранским обогатительным объектам, в основном расположенные под землёй, позволит избежать гуманитарной катастрофы, которую могла бы вызвать атака на функционирующий ядерный реактор. Чтобы обеспечить длительную кампанию «максимального давления» на Иран с использованием военного инструментария, «архитектура разведки и геополитическая обстановка, которые делают возможными последующие атаки, могут быть сохранены на долгие годы», полагает американский аналитик.
Может ли Израиль выполнить эту работу самостоятельно, задался вопросом Эйзенштадт. Помимо обычных проникающих боеприпасов для их использования против глубоко зарытых в землю объектов, Израиль разработал строго засекреченные возможности для этой миссии и, по-видимому, использовал некоторые из них во время тайных операций в последние годы. Так же, как атаки Израиля на «Хезболлу» с помощью пейджеров в сентябре прошлого года разрушили ожидания относительно того, как будет выглядеть война между двумя сторонами, «глупо пытаться предположить, как Израиль только напрямую будет атаковать ядерную программу Ирана». По крайней мере, израильтяне, вероятно, выиграют от поддержки и помощи разведки США в отражении иранских ударов возмездия. Однако совместная атака, которая задействовала бы военные возможности США и Израиля, несомненно, была бы более эффективной, заключил аналитик.
Холли Дагрес в свою очередь привлекла внимание аудитории экспертного обсуждения к «негативным настроениям иранцев по отношению к (политическому) режиму» в Тегеране, которые «достигли беспрецедентного уровня».
«Если ранее иранский народ обвинял Запад в санкциях и экономической изоляции, что происходило до 2015 года, то сейчас они обвиняют Тегеран в своих проблемах. Эти растущие антирежимные настроения также коррелируют с сокращением общественной поддержки ядерной программы, которая, вероятно, материализовалась после протестов 2017—2018 годов и достигла апогея во время социальных бунтов в 2022 году. Многие иранцы также выступают против заключения новой ядерной сделки между США и Ираном, поскольку считают её спасательным кругом для режима, который им больше не нужен», — утверждала Дагрес.
Между тем в лагере сторонников иранских властей некоторые демонстративно выступают за то, чтобы идти до конца с ядерной программой, отмечая, что Соединённые Штаты вышли из СВПД и вновь ввели санкции, несмотря на то, что Тегеран в то время не нарушал это многостороннее соглашение. Другие, однако, надеются на новую сделку, которая даст передышку от «экономики сопротивления» — термина, который верховных руководитель и духовный лидер ИРИ аятолла Хаменеи «придумал, чтобы прославить обход Ираном санкций, сделав его экономику менее зависимой от международной торговли».
Действительно, социально-экономическая ситуация в Иране ухудшается. За последние несколько месяцев в большей части провинций страны произошли перебои с электроэнергией, национальная валюта потеряла половину своей стоимости и риал продолжает стремительно обесцениваться, в то время как цены на отдельные продукты широкого потребления, например на картофель, взлетели на 217 процентов.
Недавнее падение власти Асада в Сирии «возродило надежду среди тех иранцев, которые мечтают стать свидетелями падения Исламской Республики при своей жизни», утверждала Дагрес. Неспособность иранского духовенства бороться с системным неумелым управлением, коррупцией и политическими репрессиями предполагает, что на горизонте маячат новые антирежимные протесты, резюмировала она.
Как мы ранее уже обращали внимание, предпочтительным для США был и остаётся сценарий, когда «грязную работу» в отношении Ирана сделает исключительно Израиль. Для этого у него уже в целом есть и соответствующие ударные платформы, и средства поражения. Их только можно будет дополнить наиболее передовыми на сегодня противобункерными бомбами американского производства, что, по сути, станет последним сигналом для Тегерана перед часом икс.
Роль США в возможной израильской силовой миссии против Ирана видится в качестве вспомогательной, американские военные активы в Ближневосточном регионе будут задействованы для защиты еврейского государства от ответных ударов ИРИ. Подобное распределение функций уже было отработано в апреле и октябре 2024 года, когда Иран и Израиль обменялись прямыми ударами по территориям друг друга. Тогда израильтян от иранских ракетных ударов прикрывали, следует напомнить, не только размещённые в регионе американские военные, но и их союзники по НАТО. По всей видимости, такой сценарий остаётся предпочтительным и для второй администрации Трампа, хотя настрой нынешнего хозяина Белого дома ударить по Ирану непосредственно и сильно в случае провала его дипломатических инициатив на пути к новой ядерной сделке не вызывает особых сомнений.