«Собирала останки по косточкам»: репортаж о жестокости войны из Курской области

Команда волонтёров Марии Скроб из Кореневского района вывезла и спасла 655 мирных жителей из курского приграничья. Уже полгода они возят продукты в прифронтовые сёла одиноким старикам и всем, кто рискнул остаться на родной земле под постоянными обстрелами. Вот что рассказала Мария Скроб спецкору Pravda.Ru Дарье Асламовой.

— Одна из причин, почему мы так настойчиво ищем тела в разбитых домах, состоит в том, что я на своём горьком опыте убедилась, насколько тяжело не знать, где твои родные. Когда мне все говорили: «Что ты туда суешься? Там на сто процентов, если и остались люди, то под завалами». Не согласна. Легче знать, что родные действительно уже погибли, и похоронить их спокойно. Не думать, что где-то их мучают, где-то над ними издеваются. Лучше плохая правда, чем хорошая ложь.

— Маша, вы меня простите, у вас случилась личная трагедия?

— У меня родители погибли. Они были убиты на оккупированной территории. Это село Краснооктябрьское Кореневского района. Они остались, когда нужно было эвакуироваться. До последнего не выезжали, хотя я просила, умоляла, ругалась. И когда они поняли, что всё-таки надо выезжать, уже возможности не было. Моё село было больше месяца под оккупацией. Когда мы туда влетели с волонтёрами, на эвакуацию, — нас проводили разведчики, нам помогали ребята-военные. Мы вывезли практически всех, кроме моих родителей и ещё нескольких погибших. На одной улице украинцы никого не трогали, а на другой улице — убивали. Так сложилось.

Мои близкие, — мы так предполагаем со следователями, — были убиты, застрелены, свалены в одно место, а потом при отходе дом был подорван. Причём подорван, по всей видимости, из танкового оружия, и дом сгорел дотла. И я потом уже искала их тела. У меня была информация, что их вывезли на Украину. Много было домыслов. Но я себе цель поставила: пока я весь дом не перерою, все эти руины…

— Это был дом родителей в Краснооктябрьском?

— Да, село освободили 12 сентября, а 13-го мы уже вели оттуда эвакуацию. Под обстрелами, под дронами, но мы тогда вывезли порядка ста человек, а мой родной дом был дотла сожжён, разбит. Я своими руками оттуда доставала останки родителей, косточки. Маленькие-маленькие косточки.

— Вы сами их оттуда вывозили?

— Да. Потому что у нас нет эвакуации тел. Это был адский труд. Мы две недели с моими волонтёрами, с военными, которые мне помогают, ездили практически каждый день под обстрелами в село. Один стоит с детектором дронов «Булатом» и с автоматом, в небо смотрит, чтобы отстреливаться от дронов, другой роет. И я рыла. Мы перерывали все эти кирпичи, чтобы убедиться, что там нет тел. И в один день я нашла систему титановую, которая у мамы в позвоночнике стояла, и мы поняли, где искать. Там даже черепов уже не было. Они все были размозжены. И ещё несколько дней я по пакетикам маленькие косточки собирала.

— Сколько лет было вашим родителям, которые погибли?

— Мама 1963-го года, отчим 1956-го, а бабушка пережила Великую Отечественную в ранней юности. Но, к сожалению, эту войну она не пережила. Она была лежачая. И одна из причин, почему родители категорически отказывались до последнего выезжать — это то, что они говорили: «Маша, мы тебе привезём труп». Потому что бабушка уже там была на последнем издыхании. Ей было 96 лет.

Они пропали со связи 13 августа. К ним зашли во двор ВСУ. Мы всё это время пытались пролететь над селом «мавиками», и 9 сентября нам это удалось. Дом стоял невредимый, и была надежда, что они там. Но уже 13-го мы туда заехали как раз, когда дом догорал. Он был ещё горячий. Соответственно, при отходе, 12 сентября, всушники в него выстрелили для того, чтобы скрыть следы преступлений. И родители — я уверена на 99% — были убиты ещё в самом начале оккупации. Потому что у нас в подвале всё было готово, чтобы прятаться, но ни еда, ни вещи не были тронуты. Никто ни разу не спустился в этот подвал. Соответственно, люди там не жили. Людей, скорее всего, убили и свалили под одно окно. Кто бы прятался под окнами? Никто.

Я их искала совершенно в другом месте, в глухом коридоре, а под окном нашла абсолютно случайно. Бродячая собака нос свой сунула под кусок шифера. Я её спугнула, говорю: «Что ты здесь вынюхиваешь?» Я поднимаю этот шифер и нахожу титановую систему из маминого позвоночника. Они в ряд лежали: бабушка, мама и отчим.

— А кто-нибудь из родных спасся?

— Мой дядя, слава Богу, убежал. Он ушёл лесом, а через речку его и других жителей села эвакуировали военные. Низкий им поклон. А у него в подвале, как впоследствии мы узнали, ВСУ держали пленного, мирного человека из соседнего села. Они его били и пытались получить данные, где стоят наши бойцы. Он ответил: «Я не знаю». Всушники ему сказали: «Ночь подумай, а утром мы тебя будем резать на кусочки». Человек решил, что ему терять нечего, и ночью — он был закован в наручники, руки сзади — плечом выбил дверь и ушёл, спасся.

У нас, к сожалению, ещё много людей числятся пропавшими без вести. Наш губернатор организовал рабочую группу по поиску людей. Мы составляем списки, пытаемся выяснить, где наши люди из приграничья, — это около 2000 человек. Мы знаем, что часть из них в Сумах, через связь с украинскими волонтёрами. Иногда приходят от них весточки. Мы очень надеемся, что будет обмен и люди вернутся домой.

Моя позиция всегда такова: пока мы не обнаружили живого человека либо же тела, надо его искать однозначно. Поэтому мы прочёсываем подвалы и разрушенные дома. В поисках тела как минимум. Чтобы понимать, оставался там человек, либо же он выехал, либо его вывезли на Украину. И от этого отталкиваться уже в дальнейших поисках. Потому что очень много тел находится под завалами.

— Маша, ваша волонтёрская работа — это не только поиск пропавших, но и гуманитарная помощь старикам, оставшимся в прифронтовой зоне. Чем вы их кормите?

— Гуманитарные наборы, которыми нас снабжает администрация Курска и матушка Ксения из Успенского собора города Рыльска. И, конечно, хлеб, молоко, кефир, масло сливочное, колбаса, сосиски. На Новый год у меня девчонки готовили нашим подопечным курочек, нарезали салаты. Мы отрабатываем еженедельно порядка 50 адресов в Кореневском районе.

— Но при этом вы настаиваете, чтобы люди пока не возвращались в освобождённые села.

— Конечно. Потому что постоянные прилёты. И смерть может настигнуть тебя в любом месте и в любой момент. У нас недавно в посёлке, к сожалению, был ранен мужчина. Его вывезли сначала в Рыльск, потом в Курск, в Москву. И вчера поздно вечером пришла плохая весть, что он всё-таки умер. Были множественные осколочные ранения. Обычный гражданский человек, который решился вернуться в район, жить в посёлке. Слишком опасно возвращаться. Надо всё-таки дождаться, когда оккупантов выдавят с территории Российской Федерации. И потом уже думать о восстановлении посёлка, о возвращении к мирной жизни.