В области безопасности Ташкент будет ориентироваться на Москву: интервью

Узбекистан возглавил новый президент Шавкат Мирзиёев. Скоро состоится инаугурация, и он избавится от определения «избранный», как после выборов избавился от приставки «и.о.», и станет полноправным президентом крупнейшей, самой многонаселенной страны Центральной Азии. Процессы в Узбекистане — в центре внимания. Главный вопрос — что изменится после 25-летнего правления Ислама Каримова. Об этом беседа корреспондента EADaily c Бахтиером Эргашевым -экспертом Центра экономических исследований Узбекистана.

Стоит ли ожидать трансформации внешней политики Ташкента?

— Приоритеты внешней политики Узбекистана определены, и я не думаю, что будут коренные изменения. Они основываются на том, что я называю равноудаленность мировых центров сил. Это сохранится равнозначно. Ни с Пекином, ни с Москвой, ни с Вашингтоном какого-то сильно заметного сближения не будет. Но какую-то корректировку политики ожидать мы вправе. Новый президент расставит некоторые акценты по-новому. Тот же договор о военно-техническом сотрудничестве с Россией, подписанный на днях, показывает, что в военно-техническом сотрудничестве, в области безопасности Ташкент будет ориентироваться на Москву. И это главное. Активизация китайской политики в центрально-азиатском направлении, инструментом которой является экономический Шелковый путь, показывает, что в экономической сфере, в политике привлечения иностранных инвестиций, в создании новых производств — а все это стратегически важно для Узбекистана, Ташкент продолжит искать варианты сотрудничества с Пекином, углублять его. С Вашингтоном создан новый диалоговый формат С5+1, но он пока не работает.

США обещали выделить $ 15 млн на какие-то региональные проекты. Это в силе?

— Да, но в сравнении с тем, что собирается вкладывать Китай, это сущие копейки. По сравнению с тем объемом закупок, которые намечаются с Россией, это тоже копейки. Я вообще очень неоднозначно оцениваю успехи американской политики, да и всего Запада в Центральной Азии. Чего-то заметного они в регионе так и не создали, думаю, можно говорить о том, что 20-летная политика Запада в Центральной Азии не состоялась.

Может, сам регион стал не очень интересен американцам?

— Это не так. Он их привлекает хотя бы из-за богатства энергоресурсами. Регион граничит с Китаем и Россией — и это тоже повышает интерес. Но что получилось? А вышло так, что после андижанских событий 2005 года, ключевое государство региона резко снизило уровень и интенсивность контактов с Западом, который в свою очередь ввел против Узбекистана санкции, которые со временем сам же и отменил. Но серьезного результата в регионе у них нет. Это факт. Сейчас они будут пробовать еще раз, возможно. Но пока все заявления новой администрации США больше говорят о том, что для Дональда Трампа важнее внутренние проблемы Америки, чем внешняя активность. Если и на деле окажется так, то прорыва в узбекско-американских отношениях в среднесрочной перспективе не будет. А Узбекистан в свою очередь продолжит взаимодействие со всеми мировыми центрами силы, но будет держать при этом дистанцию. Это один из краеугольных камней политики Узбекистана последние 20 лет и, думаю, он сохранится.

Какими могут стать отношения с соседями по региону?

— Все страны Центральной Азии очень разные. Я всегда против того, когда подходят с общей меркой, как к чему-то единому. Мы все очень сильно разошлись. Очень большие различия в экономической сфере, в политике. У государств разные внешнеполитические ориентации. Киргизия и Таджикистан в общем, довольно проблемные соседи. С Казахстаном — все понятно. У нас в принципе нет факторов, несущих серьезный конфликтный потенциал: нет пограничных проблем, наши экономики взаимодополняющие. Я не думаю, что у нас с Казахстаном будут проблемы. Очень серьезный прорыв у нас с Туркменистаном. Этот позитивный процесс начался примерно 4 года назад с совместных транспортных проектов. Сейчас Туркменистан построил новые железнодорожные мосты через Амударью. А это серьезная основа для того, чтобы узбекские товары начали движение в туркменском направлении. Одновременно повышается и транзитная роль Узбекистана.

Но они куда пойдут, в Афганистан?

— И в Афганистан тоже. Но самое главное — развитие коммуникаций дает толчок развитию транскаспийских маршрутов. Грузия, Азербайджан и Турция заканчивают строительство железной дороги, и это все совмещается. Это хороший маршрут на Запад для Узбекистана. Мы через Туркменистан и Каспий выходим на берега Черного моря. Это настоящий прорыв, который начался с решения сопряжения транспортных проектов Узбекистана и Туркменистана. Другой схожий проект, готовый к реализации, даст нам выход на юг — речь о коридоре Узбекистан-Туркменистан-Иран-Оман.

А вот Киргизия и Таджикистан, остаются, для Узбекистана проблемными странами. С Бишкеком трудно вести диалог, там власть в перманентном кризисе. А как решать пограничные проблемы? На уровне губернаторов областей? Несерьезно. Можно сотрудничать с Киргизией и в таких условиях, но решать серьезные вопросы — не получается. Таджикистан начинает конкретно затрагивать серьезные энергетические вопросы, которые важны для всего региона.

Существует мнение, что Ташкент и Душанбе договорились по строительству Рогунской ГЭС, т. е. Таджикистан возобновил строительство, а Узбекистан, в отличие от прошлых лет, хранит молчание, а по слухам, вроде даже и может войти в строительный консорциум.

— Любой наблюдательный человек, который отслеживал политическую стилистику за последние 20 лет, знает, что Узбекистан никогда не торопился с заявлениями. Тем более, выступать с ними в предвыборный период. Сейчас идут только переговоры. Тупиковая ситуация, которая сложилась вокруг Рогуна, требует разрешения. В Таджикистане к вопросу относятся как если бы были победитель и проигравший. То есть Таджикистан начал реализацию спорного проекта по возведению Рогуна, — значит, он — победитель. Противившийся этому Узбекистан молчит, стало быть, он якобы проиграл. Но это не так. Побежденным Узбекистан никогда не захочет быть. Здесь нужен поиск компромиссов. К примеру, Ташкент даст согласие на строительство Рогуна, но при этом потребует создания большого акционерного общества, где у него будет блокирующий пакет акций. Готов на это Душанбе? Об этом нужно думать. Это предмет переговоров. А преподносить ситуацию так, что Узбекистан молчит и согласен — неправильно.

Помнится, что летом премьер-министры двух стран обменялись жесткими письмами по строительству Рогуна.

— Да, и этот человек (Шавкат Мирзиёев — прим. EADaily) сейчас стал президентом. Он написал по Рогуну три месяца назад очень жесткое письмо. Почему в Душанбе думают, что за три месяца он поменяет свою точку зрения?

Может потому, что президент Таджикистана Эмомали Рахмон приехал на похороны первого президента Узбекистана и начался диалог?

— Ну и что? Если президента Азербайджана не было на похоронах Ислама Каримова, это ведь не означает, что наши грузы перестанут транспортироваться через Азербайджан! Афганские лидеры готовы приехать на любую свадьбу и любые похороны, но ведь ничего не значит, политика не этим определяется.

Какие изменения вы ожидаете во внутренней политике? Узбекистан — страна с большим приростом населения, растущим молодым поколением. Нужны рабочие места, всех ведь в трудовую миграцию при всем желании не отправить.

— Кстати, этому большое внимание уделено было в предвыборной программе Шавката Мирзиёева. Проблема названа вызовом, стоящим перед Узбекистаном. Для решения рассматриваются программы по созданию почти миллиона рабочих мест в год, но из них устойчивых — 300 тысяч мест. Остальные носят сезонный характер или временный. Это общеизвестно. Но сейчас впервые эти цифры озвучены с очень высокой требовательностью. Поэтому программа создания рабочих мест — первоочередная. Ежегодно полмиллиона молодых людей заканчивают школы, и выходят на рынок труда. Для них нужно создавать рабочие места. Не зря сейчас говорится о создании целого ряда новых производств с участием иностранного капитала. Мы уже экспериментировали на трех Свободных экономических зонах (СЭЗ) — Ангрен, Навои и Джизак. Сейчас будет создаваться второй уровень СЭЗ, которые будут носить региональный характер — в Коканде, Самаркандской области.

Мирзиёев говорил о пяти важнейших отраслях, которые станут локомотивами экономического роста до 2020 года. Это текстильная промышленность — трудоемкая отрасль, требующая много рабочих мест. Вторая — производство промышленно-строительных материалов. Третье — плодоовощной сектор. Четвертая — фармацевтика. И, наконец, туризм — сфера высокой самозанятости и стимулирования. Эти отрасли будут тащить экономику. Если раньше мы делали упор на создании крупных производств — нефтехимии, что тоже необходимо, то сейчас наш Устюрский газопромышленный комплекс будет выпускать полипропиленовые и полиэтиленовые гранулы. Что-то будет идти на экспорт, но что-то останется в стране, стимулируя малый и средний бизнес на некие производства, начиная от пакетов, заканчивая гранулами для электротехники. То есть создается производственная цепочка товаров с добавленной стоимостью.

Нам нужны инвестиции. Инвестиции поступают только китайские. От других стран — Корея, Россия, точечно. Правительство определило задачу — всемерно снизить уровень трудовой миграции. Даже по данным УФМС России кое-какие результаты уже есть — миграция в РФ снизилась примерно на 200−300 тыс. человек. У нас демографический взрыв, у нас многочисленное население, и, понятно, что самые быстрые и самые успешные промышленные проекты не смогут всех трудоустроить, и феномен трудовой миграции будет иметь место как минимум до 2025−2030 гг.

Заявление избранного президента Шавката Мирзиёева о либерализации валютного рынка стало неожиданным. Как будет происходить реформа, унификация валютного курса?

— Либерализация валютного рынка коснется в первую очередь бизнеса. Разница валютных курсов — существование рыночного и официального курса формируется не за счет того, что физические лица несут свои несколько долларов. На самом деле, все это создается за счет потребности в валюте для малого бизнеса, для среднего бизнеса. Большие предприятия имеют доступ к конвертации на государственном уроне. Малый и средний бизнес создают этот спрос, и они создают эту разницу. Если будет принят указ о либерализации, если будут внесены изменения в закон о валютном регулировании, то малый бизнес получит возможность работать в более легальном режиме. Я думаю, что эта разница будет спускаться. Государство нащупает тот главный элемент, который создает разницу между этими курсами. Унификацию за один день произвести — глупо. Это нужно делать постепенно. При том, что у государства определенный дефицит валюты. Первый президент и его экономическая команда перестроили экономику страны с импорта на собственное производство. Да, может быть это не всегда товары высшего качества, но практически все товары производятся внутри страны. Ограничения в конвертации заставили работать местный бизнес. Часть населения, пусть не очень значительная, получила работу. Такой подход нельзя считать цивилизованным с точки зрения ультра-либерала, но это очень правильно и прагматично с точки зрения перспектив развития экономики страны. Этой страны, этой экономики. Мы пошли по пути производителя. Мы за 15 лет научили наш бизнес производить. Местной мебели, текстилю уже тесно внутри Узбекистана. Мы для сбыта рассматриваем центральноазиатские рынки.

Узбекистан — ЕАЭС, Узбекистан — Россия. Может быть, стоит Узбекистану присмотреться к ЕАЭС — это 200-млн. рынок? Да и Россия ожидает от Узбекистана сближения.

— Вообще-то это правильно. Ташкент всегда был и будет центральным узлом в регионе. Так было в царские времена, так было в советские времена, так будет и впредь. В Узбекистане сосредоточение всего, начиная от истории, географии, заканчивая экономическим потенциалом и перспективами экономического роста. И это не я сказал. Это вывод, изложенный в докладе Азиатского банка реконструкции и развития, в котором также прогнозируется, что в 2040 году у Узбекистана будет самая большая экономика в регионе.

Но Узбекистан всегда негативно относился к пустым интеграционным идеям, без должного наполнения. Что получили постсоветские страны, например, от вхождения в полумертвую ВТО? Вступать в какие-то интеграционные объединения только ради того, чтобы кому-то понравиться — это не про Узбекистан. В основе нашей позиции — прагматизм. Узбекистану сейчас очень комфортно работать в рамках Зоны свободной торговли СНГ. Там Россия, Казахстан, Белоруссия, и нет наднациональных органов, которые принимали бы решения по таможенной политике, по технической регламентации, вводили единые стандарты и т. д. Рассматривать вопросы вступления в какие-то интеграционные объединения мы будем только в том случае, если это нужно будет для экономического роста. Узбекистан сейчас в состоянии развития. Идет дальнейшая реализация отраслевой программы, которая принимается на 4−5 лет. Сейчас большинство программ принято на 2016−2021 год. Например, по текстильной промышленности мы должны создать более 200 проектов и довести переработку хлопковолокна с нынешних 40% до 75−85%. И таких программ много — по кожевенной промышленности, по обувной и другим. В интеграционное объединение нужно вступать не бедным родственником, который просится, а нужно входить готовым к конкуренции, т. е. с конкурентоспособной продукцией. А в нынешнем состоянии у нас во многих отраслях возникнут проблемы, а значит, и недовольство населения. Поэтому не будем торопиться. Нарастим мускулы и для начала станем равноправным участником диалога.