Исламская умма России: итоги 2017 года

Для исламского сообщества России 2017 год стал годом организационной раздробленности и личных амбиций мусульманских лидеров. Все это происходило на фоне серьезных геополитических и внутрироссийских событий.

Тенденция регионализации раздробленности мусульманской общины продолжилась. Речь идет об усилении влияния муфтиятов, которые не хотят входить в межрегиональные исламские организации — Совет муфтиев России, Центральное духовное управление мусульман и Координационный центр мусульман Северного Кавказа (первые два претендуют на общероссийский статус, хотя объективно таковыми не являются и не могут даже называться: в ДУМ Татарстана входит 1,5 тысячи мечетей, в ЦДУМ — 1200 мечетей, а в СМР — всего 700). Соответственно, если перед тобой находится тот или иной муфтий, следует понимать, какое количество мусульман он представляет.

Это прекрасно осознают и светские власти, стараясь на ежегодные встречи президента России с религиозными лидерами или же какие-то иные торжественные мероприятия приглашать не только «общероссийских» муфтиев, но и региональных. Скажем, на государственный обед, данный 5 октября президентом России в честь визита короля Саудовской Аравии в Москве, были приглашены муфтии СМР, ЦДУМ, КЦМСК, Духовного собрания мусульман России, Дагестана, Татарстана, Крыма и Чечни.

Региональным муфтиям подобный самостоятельный статус выгоден: одно дело, когда ты находишься в чьей-то тени, другое — когда тебя приглашают на разные торжественные приемы и у тебя имеется «доступ к телу», то есть возможность лично обратиться к высокопоставленному чиновнику. В стремлении к самостоятельности региональных муфтиев огромную роль играют и их амбиции. Поэтому перспективы организационного объединения мусульман России в какой-то единый муфтият можно считать окончательно похороненными. Исторически российская исламская умма была представлена несколькими муфтиятами: так было в Российской империи, так было в СССР, так есть и в Российской Федерации.

В этом году окончательно самостоятельным стал самый крупный из российских духовных управлений мусульман — муфтият Дагестана, численность мечетей в котором превышает 2 тыс. Он покинул ряды Координационного центра мусульман Северного Кавказа, выбрав пусть независимой религиозной организации. Формальная причина заключалась в обиде, которая могла появится у муфтия Дагестана, после упреков на заседании КЦМСК, что на территории других регионов распространяется мусульманская газета ДУМ Дагестана «Ас-салам». Однако это было скорее всего поводом, поскольку дагестанский муфтият давно уже тяготился нахождением в КЦМСК. Опыт ДУМ Татарстана, покинувшего ряды Совета муфтиев России в 2011 году, показал, что самостоятельный статус крупного регионального муфтията сулит гораздо больше преференций, чем нахождение под патронажем иной религиозной структуры. И в дагестанском муфтияте предпочли последовать примеру своих единоверцев из Татарстана.

Другой тенденцией стало упрочение положения новых игроков. К традиционной тройке крупных межрегиональных муфтиятов — ЦДУМ, СМР и КЦМСК с 2016 года добавилось Духовное собрание мусульман России во главе с муфтием Москвы и Чувашии Альбиром Кргановым. Несмотря на скептические прогнозы, которые давались рядом наблюдателей, что ДСМР повторит судьбу Российской ассоциации исламского согласия (РАИС, активно работала в 2010—2013 годах и развалилась из-за внутренних трений), мусульманская организация, возглавляемая Кргановым, только укрепила свои позиции. Причем, что примечательно, делала это за счет присоединения общин Московской области, которые раньше входили в Совет муфтиев России.

По числу серьезных скандалов, которые становились центром внимания СМИ, среди мусульманских религиозных организаций лидирует Совет муфтиев России. Регулярное недовольство со стороны его функционеров тем, что государство поддерживает щедрыми грантами деятельность СМР, чередовалось с откровенно провокационными заявлениями. Постоянные склоки сопровождали работу СМР в течение всего года: это выявленные факты подлога, связанные с несостоявшейся защитой докторской диссертации ректора Московского исламского института Дамира Хайретдинова, выпад части мусульманского духовенства СМР против так называемых «коранитов», публичная ссора Равиля Гайнутдина с зарубежными муфтиятами. Это позволило наблюдателям говорить о кризисе в структуре СМР. Впрочем, несмотря на прогнозы ряда экспетов, что Совет муфтиев России развалится, основанием для чего служили и перенос V съезда СМР с октября на конец декабря, и недовольство региональных муфтиев и имамов, организация Равиля Гайнутдина сумела сохраниться, даже в чем-то укрепив позиции лично главы СМР.

В число позитивных событий 2017 года для российских мусульман можно отнести начало работы Болгарской исламской академии в Татарстане. Российское государство вложило немалые средства, чтобы необходимость в зарубежном обучении у российских мусульман отпала. Уже неоднократно была отмечена пагубность последствий получения образования в странах Ближнего Востока. Это признавали и чиновники, и силовики, и эксперты-исламоведы, и само мусульманское духовенство. Поэтому после создания сети медресе и исламских вузов в 1990-е и 2000-е годы логичным стало создание исламской академии — рассчитывать на то, что вернувшиеся с учебы из Саудовской Аравии или Египта мусульмане будут продвигать лояльные идеологические доктрины, уже не приходится. Болгарская исламская академия пока только приступила к работе, первые результаты такого государственного капиталовложения мы сможем по достоинству оценить лишь через несколько лет, но в целом необходимость ее строительства даже у критиков сомнений не вызывает.

Насыщенная политическая жизнь в России, предстоящие выборы президента страны в марте следующего года не обошли стороной и мусульманскую умму. Несмотря на то, что в течение года наибольшую активность проявлял один из лидеров несистемной оппозиции Алексей Навальный (достаточно вспомнить организацию им массовых митингов за отставку премьер-министра России Дмитрия Медведева), мусульмане проигнорировали эти акции. Лишь в столице Татарстана на одной из акций, организованных местным штабом Навального, выступил один из местных исламистов.

Это, впрочем, не означает, что уличная протестная активность чужда российским мусульманам. Правда, в 2017 году она проявилась больше по отношению к событиям в зарубежных и весьма далеких от границ России странах. В первую очередь, по происходящему в далекой Мьянме, где было преследование мусульманского меньшинства — рохинджа. В сентябре в Москве прошел несанкционированный митинг возле посольства этой страны, в котором приняли участие до 2 тысяч человек, а в Махачкале состоялось шествие в поддержку рохинджа. Правда, от последнего отстранился дагестанский муфтият. Затем прошел более организованный и более массовый митинг в Грозном, собравший несколько сот тысяч человек, который продемонстрировал амбиции Рамзана Кадырова как мусульманского лидера, стремящегося быть политиком международного уровня. Впрочем, сделанные им в Instagram эмоциональные заявления о том, что «если даже Россия будет поддерживать тех шайтанов, которые сегодня совершают преступления, я против позиции России, потому что у меня есть свое видение, своя позиция», потом были им скорректированы. Делать резкие заявления, которые могут быть поняты по-разному, не стоит человеку, который позиционирует себя «пехотинцем Путина», а критиковать международную политику России не должны главы регионов. После этого тема рохинджа постепенно ушла из повестки российской уммы. Попытка провести через неделю после митинга в Грозном аналогичную акцию в Санкт-Петербурге была пресечена властями.

Ажиотаж вокруг предстоящих президентских выборов в марте 2018 года не остался без внимания российских мусульман, некоторые из них решили испытать удачу, присоединившись к процессу выдвижения кандидатур. Это уже привело к тому, что количество изъявивших побороться за пост президента России составило более 20 человек. Другое дело, что большинство кандидатов мало кому известны по стране, да и выдвижение в президенты совершенно не означает, что Центральная избирательная комиссия допустит до выборов, поскольку требуется собрать большое количество подписей в половине регионов. Частично этот процесс охватил и мусульманскую умму, что продемонстрировало выдвижение жены муфтия Дагестана Айны Гамзатовой. Несмотря на то, что ряд экспертов сулит Гамзатовой большие перспективы, трудно ожидать победы этого кандидата. Все-таки ее мало знают за пределами Северного Кавказа, а сейчас даже на исламских интернет-ресурсах идут споры, насколько мусульманка может быть во главе государства. Да и необычной выглядит сама ситуация: с одной стороны, российские мусульмане всегда демонстрировали лояльность действующему президенту России, а некоторые даже именовали себя «пехотинцами Путина», в теперь вот появились мусульмане, которые идут конкурентами Владимиру Путину. Создается ощущение, что выдвижение Гамзатовой больше напоминает желание посоревноваться с другими женщинами, которых в этой предвыборной компании выдвинулось на редкость много.

Проблема ИГИЛ* (запрещенная в России террористическая организация — прим. EADaily), несмотря на все заявления о ее разгроме, остается одной из самых актуальных. Во-первых, тенденция совершения терактов «одинокими волками» и небольшими группами в странах Европы, США и Австралии докатилась и до России. Наиболее ярко это проявилось в Сургуте 19 августа, когда один из таких «одиноких волков» 19-летний выходец из Дагестана Артур Гаджиев напал с топором и ножом на прохожих, ранив 8 человек. Во-вторых, в ряды террористов вполне могут вступать автономные от ИГИЛ* группы радикалов, как это было в случае с терактом 3 апреля в метро в Санкт-Петербурге. В-третьих, теракты в России совершают те, кто не был непосредственно в Сирии, где мог пройти боевую подготовку. Присоединение к ИГИЛ* может носить дистанционный характер, когда террористам достаточно через Интернет присягнуть на верность находящимся на Ближнем Востоке террористам.

Порой силовикам удается обезвредить исламистов, как это было в случае с готовившемся терактом в Казанском соборе в Санкт-Петербурге, но иногда, увы, ИГИЛовцы успевают совершить теракт, как это случилось 27 декабря в одном из супермаркетов северной столицы России.

Наконец, в-четвертых, помощь ИГИЛ* может оказывать официальное духовенство, правда, преимущественно находящееся в юрисдикции одной исламской организации — Совета муфтиев России. Впрочем, проблемы с законом по делам, не связанным с терроризмом, у имамов СМР в этом году также случались.

Очевидно, что все прогнозы относительно того, что ИГИЛ* вот-вот потерпит поражение в Сирии, не означают, что активность этой экстерриториальной террористической организации спадет. Как видим, в 2017 году больше терактов руками сторонников ИГИЛ* было совершенно за пределами Ближнего Востока, и мишенью становились не только страны Запада, но и Россия.

Организационная раздробленность муфтиятов, амбициозность исламских лидеров и проблема религиозного радикализма, которую самостоятельно перебороть мусульмане уже не в состоянии, остаются основными трендами 2017 года для уммы России. Отношения Российского государства с уммой неизбежно будут проходить в форме активного участия в делах мусульманского сообщества. Причем сами мусульмане в этом должны быть заинтересованы больше.

Раис Сулейманов, эксперт Института национальной стратегии

*Террористическая организация, запрещена на территории РФ