Одна нация — три страны: о сотрудничестве Турции, Азербайджана и Пакистана

Вывод войск стран НАТО из Афганистана после 20 лет насаждения там либеральной демократии оставляет руины и проблемы. Не обходят эти проблемы и военно-политический союз Турции, Азербайджана и Пакистана.

Мы не случайно упоминали лозунг «Одна нация — три страны». Его использовало Министерство обороны Пакистана во время второй карабахской войны, лозунг весьма важный. Он обозначает религиозное единство этих трёх стран. А так как в Турции и Пакистане доминирует ислам суннитского толка, то использование такого лозунга означает, что власти Азербайджана не приветствуют шиизм, к которому формально принадлежит большинство населения республики, и выступают за суннитизацию населения страны. У данного союза есть ещё один нюанс: Турция как член НАТО принимает участие в войне в Афганистане, где главным противником Североатлантического альянса является движение «Талибан»* (запрещено в РФ), тоже исповедующее ислам суннитского толка ханафитского мазхаба, состоящее в основном из пуштунов и тесно связанное с Пакистаном. Кроме того, офис «Талибана»* расположен в Дохе — столице Катара, одного из главных союзников Турции. Именно в таких условиях Турция намерена сохранить военное присутствие в Афганистане, что довольно проблематично даже по политическим причинам, не говоря о военных.

Исторически у Турции сложилась хорошая репутация в Афганистане. Талибы за всё время с 2001 года не убили ни одного турецкого военнослужащего. В этом играли роль два фактора. Во-первых, в 1921 году кемалистское правительство признало независимость Афганистана. Во-вторых, для сильно исламизированного афганского общества очень важно, что турки в основном — это тоже мусульмане-сунниты ханафитского мазхаба. Тем не менее если кабульское правительство согласно на сохранение турецкого военного присутствия в Афганистане, то у «Талибана»* иное отношение к такой перспективе.

Так, представитель «Талибана»* Сухейль Шахин заявил следующее:

«Турция была частью сил НАТО в течение последних 20 лет, поэтому они должны уйти из Афганистана на основании соглашения, которое мы подписали с США 29 февраля 2020 года… В остальном Турция — великая исламская страна. У Афганистана были исторические отношения с ней. Мы надеемся на тесные и хорошие отношения с ними, поскольку в будущем в стране будет установлено новое исламское правительство».

То есть талибы хотят избавить Афганистан от присутствия любых иностранных войск, даже из религиозно близкой Турции. Кроме того, никуда не делись межэтнические конфликты в Афганистане, что является по-своему проблемой и для Турции. С одной стороны, Анкара поддерживает генерала Абдул-Рашида Дустума, обладающего серьёзным влиянием в узбекской общине Афганистана. С другой стороны, Турция поддерживает лидера Исламской партии Афганистана Гульбеддина Хекматияра, критично относящегося к талибам. Хекматияр, подобно эрдогановской Партии справедливости и развития, близок к организации «Братья-мусульмане»* (запрещена в РФ), однако он всегда подчёркивал, что для него пуштунский национализм важнее исламской уммы. Кроме того, пуштуны являются индоиранцами, а не тюрками, и ввести их в тюркский конгломерат не получится.

Между тем глубинные противоречия пуштунов и других этносов, по факту представляющие войну всех против всех, никуда не делись. Продолжение конфликта пуштунов с узбеками и другими народами страны в случае сохранения турецкого военного присутствия в Афганистане будет означать провал турецких исламистов с их идеями об исламском единстве и нанесёт удар по имиджу Анкары, так как в подобной ситуации и Россия, и Иран имеют право разоблачить ложь официальной Анкары о её миссии по консолидации исламского мира и принять меры по вытеснению Турции из Афганистана.

Нельзя упустить из виду ещё одно событие, позволяющее говорить об уязвимых позициях Анкары в регионе. Речь идёт о недавнем киргизско-таджикском пограничном конфликте. Турецкая сторона старалась представить это событие как провал России и ОДКБ, в которую входят и Киргизия, и Таджикистан, поэтому министр иностранных дел Мевлют Чавушоглу заявил о готовности Турции оказать помощь двум сторонам в мирном решении конфликта. Однако для Турции этот конфликт также был неприятным сюрпризом, так как турецкому обществу пришлось бы определиться с ценностными приоритетами и выбрать между светским национализмом, подразумевающим солидарность с тюркской Киргизией, и панисламизмом, отвергающим кемалистское наследие и предполагающим утопичные проекты единства мусульманских народов и их практическую реализацию. И не случайно даже Тюркский совет, несмотря на свою приверженность консультациям с Киргизией, заявил о необходимости мирного решения данного конфликта и сохранения «добрососедских отношений» между участниками конфликта.

Проблемой также является тот факт, что талибы, которые в подавляющем большинстве являются пуштунами, в реальной жизни больше ориентированы на пуштунский национализм, что предполагает непризнание ими афгано-пакистанской границы (линии Дюранда) и продолжение хронического конфликта с Пакистаном. Все прежние попытки разрешить данный конфликт, в том числе с участием Турции, заканчивались безрезультатно и в настоящее время перспектив не имеют.

Также внутриафганский конфликт и ситуация в регионе напрямую влияют на китайский проект «Один пояс — один путь». В этом проекте участвуют все три страны — Пакистан, Турция и Азербайджан. Сам проект укладывается в стратегию Китая по превращению в мирового гегемона. При этом Турции, Пакистану и Азербайджану выгодно экономическое сотрудничество с Китаем, и в частности в рамках «Нового шёлкового пути». Таким образом, кровавый хаос в Афганистане будет ударом и по «Одному поясу — одному пути». И здесь проявляются важные противоречия между акторами, участвующими в борьбе за Афганистан.

Дело в том, что реализация «Одного пояса — одного пути» крайне невыгодна США. США считают Китай одним из своих главных противников, наряду с Россией. Более того, администрация Джо Байдена хочет создать широкую антикитайскую коалицию, куда должны войти страны ЕС и НАТО. Такова позиция не только США. Например, в совместной декларации от 30 июня 2021 года министра иностранных дел Германии Хайко Мааса и главы британского МИД Доминика Рааба Китай фактически обозначен как противник евро-атлантического сообщества либеральных демократий. А ведь Великобритания — это один из союзников Турции как в рамках НАТО, так и в рамках двустороннего сотрудничества.

Таким образом, рано или поздно Турции придётся сделать выбор: действовать в унисон с США и другими странами НАТО или же продолжить многовекторную политику, предусматривающую сотрудничество с Китаем и Россией. Поэтому теоретически хаос в Афганистане будет выгоден США, так как создаст угрозы для Китая и России.

Другое противоречие заключается в позиции и геополитическом положении Пакистана. Исламабад пытается сохранить целостность своих территорий (существует ещё и белуджская проблема, которая здесь не рассматривается) и одновременно находится в хроническом конфликте с Индией из-за Кашмира. При этом тут же подчеркнём важные моменты, связанные с Афганистаном: Китай — это противник Индии и союзник Пакистана до определённого рубежа. Индии невыгодна реализация проекта «Один пояс — один путь», а также усиление позиций Китая и Пакистана в Афганистане. Скорее всего, именно в рамках противостояния Пакистану и в попытке предотвратить негативные последствия вывода войск НАТО из Афганистана в июне 2021 года индийские дипломаты впервые провели в Дохе переговоры с политическим руководством «Талибана»*, что подтвердил специальный посланник Катара по борьбе с терроризмом и посредничеству в разрешении конфликтов Мутлак бин Маджид Аль Кахтани. То есть Индия намерена продолжить противостояние Китаю и Пакистану, не участвуя в американских авантюрах, способных нанести удар по всей Южной Азии.

Американо-китайское глобальное соперничество уже отражается на Пакистане. Так, в начале июня появилась информация о том, что Китай и Пакистан планируют создать телеканал и медиагруппу, которая будет альтернативой для господствующих в мировом масштабе СМИ стран Запада. Предполагается, что медиагруппа будет располагаться в Пакистане, а финансировать её будет Китай. Примечательно, что в сентябре 2019 года Пакистан, Турция и Малайзия планировали создать англоязычный телеканал, целью которого была бы борьба с исламофобией и создание адекватного имиджа ислама. Однако в настоящий момент сведения о реализации проекта отсутствуют.

Тем не менее последние события говорят о продолжении сближения Пакистана с Китаем, причём этот процесс происходит параллельно с ухудшением отношений с США. Об этом говорит не только отказ Пакистана предоставить США военные базы и тем самым поставить себя под удар талибов, что при неустойчивом внутреннем положении в стране явилось бы катастрофой. Так, в интервью американскому веб-сайту Axios, вышедшему 21 июня, премьер-министр Имран Хан ушёл от ответа на вопрос о том, почему Пакистан говорит об исламофобии на Западе и молчит о политике Китая в отношении уйгуров. Более того, фактически пакистанский премьер-министр выразил китайскую точку зрения, то есть фактически стал отрицать репрессии против уйгуров и других мусульманских народов Синьцзян-Уйгурского автономного округа и мотивировал свою позицию тем, что Китай — это союзник Пакистана.

Ещё более показательным является недавнее интервью пакистанского премьер-министра китайскому государственному международному телеканалу China Global Television Network (CGTN), в котором Имран Хан раскритиковал США и другие страны Запада за оказание давления на другие страны, в том числе Пакистан, с целью принуждения их к участию в американо-китайском противостоянии. Здесь необходимо обратить внимание на следующий момент: в обоих интервью Имран Хан подчёркивал союзнический характер пакистано-китайских отношений. На фоне нарастающего американо-китайского противостояния, в котором на стороне США действует та же самая Великобритания — важный член НАТО, нынешние процессы имеют далеко идущие последствия для Пакистана и Турции. Заявления Имрана Хана фактически говорят о том, что Пакистан не намерен разрывать экономически выгодное сотрудничество с Китаем, перерастающее в союз.

Более того, в интервью Axios пакистанский премьер-министр сделал важные заявления, относящиеся к политике США в Южной Азии:

«Вы видите, что Соединённые Штаты настороженно относятся к Китаю. То, как Соединённые Штаты и Китай смотрят друг на друга, создаёт проблемы, потому что Соединённые Штаты создают региональный альянс под названием „Четвёрка“, в который входят США, Индия и пара других стран…У нас должны быть хорошие отношения со всеми».

Здесь Имран Хан, безусловно, слукавил. Пакистан участвует в китайском проекте «Один пояс — один путь», который крайне невыгоден США и их европейским союзникам. Не случайно во время последнего саммита «Большой семёрки» США и другие участники приняли решение о реализации инфраструктурного проекта Build Back Better World в качестве альтернативы китайскому «Новому шёлковому пути». То есть фактически Пакистан — это не какая-то страна, не участвующая в американо-китайском противостоянии, а самый что ни на есть важный игрок, поддерживающий Китай в экономическом соревновании с Западом, а в скрытой форме и в военно-политическом.

Отношения с Китаем, как это ни парадоксально, могут повлиять на пакистано-турецкие отношения. Причина состоит в том, что правящие исламисты во главе с президентом Реджепом Тайипом Эрдоганом стараются не делать резких заявлений по поводу положения уйгуров, так как опасаются экономических последствий для своей страны от Китая. При этом оппозиция (Республиканская народная партия Кемаля Кылычдароглу и Хорошая партия Мераль Акшенер), являющаяся более приемлемой для США и ЕС, позволяет себе обращать внимание на положение уйгуров, так как она (оппозиция) не столь привержена многовекторной политике и не находится в настоящий момент у власти. Теоретически это является расхождением позиций Анкары и Исламабада, так как в таком случае у них будут разные политические и экономические приоритеты. Соответственно, с учётом того, что Североатлантический альянс, в который входит Турция, является противником Китая, две страны определённым образом оказываются по разные стороны баррикад.

Однако на практике, по-видимому, положение уйгуров не ухудшит турецко-пакистанские отношения. По большому счёту уйгурская проблема является разменной монетой в отношениях с Китаем. Для этого стоит обратить внимание на отношение к Пакистану и кашмирскому конфликту всех мало-мальски серьёзных политических сил, помимо эрдогановской Партии справедливости и развития, поддерживающей Исламабад в противостоянии с Индией.

Так, кашмирских сепаратистов поддерживает оппозиционно-исламистская партия «Саадет» Темела Карамоллаоглу. Бывший эрдогановский соратник Али Бабаджан называет «дружественными» народ и правительство Пакистана. А Фатих Эрбакан, лидер партии «Рефах», сын эрдогановского наставника Неджметтина Эрбакана, не просто поддерживает Пакистан, но даже открыто симпатизирует одиозным личностям и организациям Пакистана. Например, он выразил соболезнования в связи с кончиной председателя партии «Джамаат-и-Ислами»* Мунавара Хасана в июне 2020 года. Чтобы понять смысл этого, отметим лишь, что «Джамаат-и-Ислами»* («Исламское общество», запрещена в РФ) справедливо признана в России экстремистской организацией. Основанием для этого являются идеология и практика данной партии, продвигающей воинствующий исламизм, а также её связи с террористическими организациями Южной Азии, тесно сотрудничающими с Пакистаном. Более того, запрещённый в России «Талибан»* воспринял многое из идеологии Абу Ала Маудуди — основателя «Джамаат-и-Ислами»*.

Однако симпатии к Пакистану в Турции не ограничиваются лишь турецкими панисламистами. Так, за союз с Пакистаном выступают все политические силы, имеющие отношение к организации «Серые волки». Девлет Бахчели, лидер Партии националистического движения, в 2018 году упомянул Кашмир наряду с Карабахом, Киркуком, Иерусалимом, Кашгаром, Кипром и Крымом в числе конфликтов, которые необходимо решить для благополучия всего человечества (то есть в пользу тюрок и мусульман, соответственно турки в реальности хотят сделать Крым независимым государством, подконтрольным им).

Другой политик, связанный с «волками», — Мустафа Дестичи, лидер «Партии великого единства», считает турецко-пакистанские отношения «братскими». Лидер Хорошей партии Мераль Акшенер тоже называет Пакистан братской страной. Самый же уникальный случай турецко-пакистанского единства можно наблюдать на примере Республиканской народной партии, чей лидер Кемаль Кылычдароглу также поддерживает союз с Пакистаном. Речь идёт о членах данной партии, ставших мэрами Анкары и Стамбула в 2019 году, — Мансуре Яваше и Экреме Имамоглу. Дело в том, что посол Пакистана в Турции Сирус Саджад Кази 10 мая 2019 года лично поздравил Мансура Яваша с победой на выборах. А 10 июля 2019 года пакистанский посол нанёс визит и поздравил с победой Экрема Имамоглу.

Могло показаться, что пакистанский посол пошёл на это из-за того, что Анкара является городом-побратимом Исламабада, а Стамбул — это город-побратим Лахора — культурной столицы Пакистана. Однако на самом деле данные события говорят о том, что союзнические отношения Анкары и Исламабада стабильны в своей основе. Об этом же говорит и другой факт: 10 июля 2020 года Имамоглу принял посла Пакистана. Для сравнения: в тот же день стамбульским мэром были приняты посол Канады, а также генеральные консулы Италии и Сербии. То есть можно говорить о существовании в Турции консенсуса в отношении союза с Пакистаном. Напомним, что другими конфликтными странами и регионами, входящими в национальный консенсус, являются Азербайджан с Карабахом, независимая Турецкая Республика Северного Кипра (ТРСК) и Палестина (Партия демократии народов, не вписывающаяся в этот консенсус, в ближайшее время не будет допущена к реальной власти).

Здесь примечательно то, что далёкий от Европы во всех смыслах Пакистан привлекает даже турок-киприотов, что позволяет в принципе поставить вопрос об уместности разговоров о полноправном членстве Турции в ЕС. Например, прежний президент ТРСК Мустафа Акынджи в конце февраля 2017 года принял участие в торжественном ужине, организованном пакистанским президентом Хусейном Мамнуном в Исламабаде для глав государств, среди которых, помимо Эрдогана, был президент Азербайджана Ильхам Алиев. Чтобы понять прочную связь турок с Пакистаном, следует обратить внимание на ныне уже бывшего президента ТРСК. Акынджи был сторонником превращения Кипра в федеративное государство, в котором мирно жили бы греки и турки, а также выступал за членство в ЕС (что вытекает из плана деоккупации Северного Кипра). Однако даже «прогрессивный» Акынджи в начале второй карабахской войны призвал обе стороны к миру, осудил Армению и заявил, что Карабах принадлежит Азербайджану (в котором легально действует представительство ТРСК).

Не стоит удивляться тому, что Эрсин Татар, новый глава ТРСК и ставленник Эрдогана, в июне 2021 года провёл встречу с министром иностранных дел Пакистана Шахом Махмудом Курейши. Судя по официальным сообщениям, Пакистан де-факто признаёт независимость ТРСК и поддерживает борьбу турок-киприотов за независимость. Это лишний раз доказывает, что Турция и Азербайджан нагло врут, когда позиционируют себя в качестве сторонников территориальной целостности и нерушимости границ всех стран мира, причём такую же двуличную и лживую позицию занимает запрещённый в России «Меджлис крымско-татарского народໆ, который трезвонит о российской «аннексии» Крыма, но сам при этом открыто постулирует превращение Крыма в крымско-татарское государство и активно контактирует с ТРСК (см. «Украина под турецким крылом: исторические причины»). В данном случае видно, что Турция, Азербайджан и Пакистан в открытую занимаются подрывом территориальной целостности Кипра — государства, входящего в ЕС. О каком членстве Турции в ЕС может идти речь после этого?

Характерно, что европейцы не могут или не хотят по-настоящему наказать Турцию за политику в Восточном Средиземноморье. Например, в ноябре 2020 года появилась информация о том, что президент Франции Эммануэль Макрон намерен предложить Европейскому совету отменить таможенный союз между ЕС и Турцией. Как мы знаем, это предложение не нашло отклика у других членов ЕС.

Союз Анкары и Исламабада доказывает несовместимость анатолийских тюрок с ЕС. Например, 25 апреля этого года министр иностранных дел Пакистана Шах Махмуд Курейши в телефонном разговоре со своим турецким коллегой Мевлютом Чавушоглу выразил поддержку Турции в отрицании геноцида армян в Османской империи 1915−1923 годов, который признал из конъюнктурных соображений президент США Джо Байден (см. «Русофобия и евроатлантический выбор приведут Армению к гибели — мнение»). Здесь нужно обратить внимание на один важный момент: помимо Турции и Азербайджана, геноцид армян отрицает Пакистан. При этом Пакистан вообще не признаёт существования Армении. Следовательно, Турция находится в союзе со странами, которые по культуре и менталитету являются антагонистами Европы (Европейский союз признаёт геноцид армян).

Гипотетическое поражение Эрдогана и Бахчели на выборах в 2023 году не изменит ситуацию, так как оппозиция будет поддерживать ТРСК. Кроме того, к 2023 году никуда не денутся плоды исламизации Турции, выражающиеся как в построенных объектах, так и в подготовленных кадрах. Не стоит забывать и о том, что турецкие спецслужбы за годы правления Эрдогана стали особенно тесно работать с террористическими и парамилитарными организациями на Ближнем Востоке, то есть, в сущности, стали действовать по пакистанскому образцу. При всём желании обнулить эти изменения не удастся.

Славословящий о своей светскости и мультикультурности Азербайджан также не намерен рвать с Пакистаном. Например, Баку и Исламабад развивают сотрудничество по линии ВМС и ВВС обеих стран. Заметно продолжение сотрудничества и по другим аспектам. Например, 3 июня во время встречи со спикером Национальной ассамблеи Пакистана Асадом Кайсером спикер Милли Меджлиса Сахиба Гафарова заявила о поддержке Азербайджаном пакистанской позиции в кашмирском конфликте. Также азербайджанская сторона придаёт большое значение политике Пакистана в Закавказье.

Например, 21 июня Ильхам Алиев во время переговоров с командующим сухопутными войсками генералом армии Камаром Джаведом Баджва заявил:

«Мне также хотелось бы отметить, что Пакистан является одной из немногочисленных стран, не признавших Армению и не установивших дипломатических связей с ней из-за оккупации наших земель».

Чтобы оценить это высказывание, нужно вспомнить о том, что во время этого визита обсуждалось дальнейшее развитие военного сотрудничества между Баку и Исламабадом. Более того, Баку инициировал создание платформы парламентского сотрудничества Азербайджан — Турция — Пакистан, эту идею поддержал спикер Национального собрания Пакистана Асад Кайсер. И логичным выглядит фрагмент из речи Алиева 26 июня:

«Братские страны во главе с Турцией, Пакистан и Афганистан, а также Организация исламского сотрудничества и другие страны с первых часов войны оказали нам поддержку».

Вместе с тем данный трёхсторонний союз не слишком прочен. Пакистан продолжает дрейф в сторону от США к Китаю. Исламабад не пойдёт на конфронтацию с Китаем, так как для него это критически важный экономический партнёр и союзник в противостоянии с Индией. При этом Пакистан в случае необходимости окажет помощь Азербайджану в решении карабахского конфликта, а также будет де-факто признавать ТРСК.

Турция оказывается в наиболее сложном положении. С одной стороны, кипрский конфликт и амбиции на Ближнем Востоке приводят Анкару к дистанцированию от США и ЕС, заставляют уменьшать экономическую зависимость от Запада и сотрудничать с Китаем. С другой стороны, Турция является союзником Великобритании, не скрывающим своего враждебного отношения к Китаю и России. Таким образом, если Турция откажется от участия в кампании в защиту уйгуров, то она вызовет нарекания со стороны стран НАТО и потеряет имидж защитника тюрок и мусульман.

Более того, даже гипотетическая победа мусульман в кашмирском конфликте не позволила бы Анкаре перетянуть на свою сторону Исламабад, так как при любом раскладе Китай слишком важен с экономической и военно-политической точек зрения для Пакистана. Таким образом, получается, что Турция при любом правительстве лишь сможет гарантировать Азербайджану содействие в решении карабахского конфликта и помощь Пакистану в Кашмире.

С другой стороны, турецкая сторона может ради решения жизненно важного кипрского конфликта не идти на конфронтацию с Китаем. Например, депутат от Республиканской народной партии Унал Чевикёз, бывший дипломат, в конце декабря 2020 года призвал власти как можно скорее активировать приобретённые у России комплексы С-400 — один из источников раздражения для США, а недавно вообще раскритиковал идею турецкого военного присутствия в Афганистане.

То есть теоретически даже турецкая оппозиция, придя к власти, может сохранить прагматичные отношения с Китаем. Азербайджану, являющемуся формально нейтральным государством, также придётся определиться в будущем раскладе сил. С одной стороны, для Баку было бы логично сохранить нейтральный статус и военное сотрудничество с Турцией и Пакистаном. С другой стороны, Азербайджан может оказаться в тяжёлом положении, если в Турции возобладает тенденция к сближению с Западом и участию в противостоянии с Китаем, а Пакистан, наоборот, будет сохранять союз с Пекином. Кроме того, решение карабахского конфликта и восстановление отвоёванных территорий являются более важными для Баку, следовательно, участие в военно-политических авантюрах Турции и конфликт с Китаем — это последнее, что нужно Азербайджану. При любом варианте развития событий Азербайджан в рассматриваемом треугольнике играет второстепенную (подчинённую) роль.

Другие участники данного союза, даже если они, как Пакистан, не стремятся непременно играть ведущую роль, ни в коем случае не согласны на второстепенную, а тем более подчинённую роль. С одной стороны Пакистан с 220-миллионным населением — ядерная держава с достаточно развитой экономикой, но втянутая в длящиеся десятилетиями хронические конфликты с Индией и Афганистаном, которому она одновременно оказывает якобы поддержку, а по факту способствует продолжению гражданской войны.

На внутреннем фронте — наличие четырёх народов, из которых доминируют пенджабцы, за независимость борются белуджи и своеобразную позицию занимают пуштуны, которые при первой возможности присоединятся к Афганистану. С другой стороны, Турция с примерно втрое меньшим населением и кучей конфликтов на грани военного противостояния с соседями (Сирия, Ливия, Кипр, Греция, Израиль, ЕС). На внутреннем фронте — курдская проблема. Мы здесь не касаемся отношений Турции с Россией, которые в любой момент могут резко обостриться вследствие политики Турции по отношению к Крыму и Украине и попыток реализации доктрины агрессивного пантюркизма.

Применительно ко всем трём странам работает и личностный фактор, который мы бы назвали реализацией принципа Юлия Цезаря. В Азербайджане — это Ильхам Алиев, у которого явно закружилась голова после успехов в карабахской войне. В Турции — Эрдоган с хорошо известными наполеоновскими планами на внешнеполитическом фронте и авторитарной внутренней политикой. Наиболее предсказуем Имран Хан, опирающийся на мощь Пакистана и поддержку Китая, не слишком амбициозный на внешнеполитической арене, но, безусловно, несогласный на второстепенную роль для себя и своей страны. Эти факторы тоже обещают данному союзу конфликтное будущее.

Таким образом, из всех трёх стран самым предсказуемым является Пакистан, который не пойдёт на конфликт с Китаем. Последуют ли Турция и Азербайджан его примеру или выберут иную модель поведения — покажет будущее.

*Террористическая организация, запрещена на территории РФ

†Экстремистская организация, запрещена на территории РФ