О дивный кейнсианский мир: экономике предложено расти на нацпроектах

В экономической части послания Владимира Путина Федеральному Собранию не оказалось явного ответа на главный вопрос, беспокоящий значительную часть российского крупного бизнеса: как будет развиваться ситуация с западными санкциями? Не оказалось в выступлении президента и ответа на главный для уже среднего и малого бизнеса вопрос о том, каким образом стимулировать слабый спрос на внутреннем потребительском рынке. Однако в доктринальном смысле это послание оказалось одним из наиболее определенных: в нем Путин совершенно определенно заявил о приверженности кейнсианским рецептам стимулирования экономического роста, где задачу открытия и развития новых рынков решает главным образом государство. Остается только понять, какой бизнес, помимо госкомпаний и близких к ним структур, будет готов взяться за реализацию поставленных целей.

За несколько дней до выступления Путина с посланием произошло несколько событий, которые заблаговременно подогрели интерес к его блоку, посвященному экономике. Прежде всего это арест по подозрению в хищении 2,5 млрд рублей у банка «Восточный» основателя инвестфонда Baring Vostok Майкла Калви, который участвовал в развитии таких российских компаний, как «Яндекс», Ozon, банк Tinkoff и других. Реакция на это событие со стороны фигур публичной политики была весьма жесткой. «Оцениваю эту конкретную ситуацию как чрезвычайную для экономики», — заявил в «Твиттере» председатель Счетной палаты РФ Алексей Кудрин, считающий, что тем самым «явно не выполняется установка президента не арестовывать по экономическим составам». В поддержку Калви также выступили президентский бизнес-омбудсмен Борис Титов и глава Сбербанка Герман Греф.

Высказывание президента в ходе послания на тему давления правоохранительных органов на бизнес напрашивалось само собой и действительно состоялось. «Добросовестный бизнес не должен постоянно ходить под статьёй, постоянно чувствовать риск уголовного или даже административного наказания, — заявил Путин. — Уже обращал внимание на эту проблему в одном из посланий, приводил соответствующие цифры. Ситуация, к сожалению, не сильно изменилась. Сегодня почти половина дел (45 процентов), возбуждённых в отношении предпринимателей, прекращается, не доходя до суда. Что это значит? Это значит, что возбуждали кое-как или по непонятным соображениям. А что это значит на практике? В результате на одного предпринимателя, бизнес которого разваливается в этой связи, в среднем приходится 130 сотрудников, потерявших работу. Давайте вдумаемся в эту цифру, это становится серьёзной проблемой для экономики».

Послание, в котором Путин в предыдущий раз подробно останавливался на проблемах отношений бизнеса и правоохранительных органов, было зачитано сравнительно недавно — в 2015 году. В нем приводилась такая статистика: за 2014 год из почти 200 тысяч уголовных дел по так называемым экономическим составам до суда дошли лишь 46 тысяч, еще 15 тысяч дел развалились в суде, то есть приговором закончились 15% дел. При этом до 83% предпринимателей полностью или частично потеряли бизнес. С аналогичными призывами Путин обращался и летом 2017 года на совещании по вопросам реализации крупных инвестиционных проектов на Дальнем Востоке, заявив, что давление на бизнес со стороны правоохранительных органов «часто является совершенно избыточным». «И все время об этом говорим, принимаем решения на этот счет… Но практика показывает, что принятых решений недостаточно», — констатировал тогда президент России.

На следующий день после зачитывания послания тему давления на бизнес продолжил президентский пресс-секретарь Дмитрий Песков, заявивший, что «президент недоволен эффективностью выполнения поручений в этой области и достаточно однозначно озвучил свои установки на этот раз». Формулировки на сей счет, по словам Пескова, были «предельно конкретны и не допускают каких-то трактовок или какого-то размывания идей и основных ориентиров». Конкретных имен бизнесменов в послании названо не было, однако была описана вполне узнаваемая (например, по делу основателя группы компаний «Сумма» Зиявудина Магомедова) ситуация, когда «сотрудники той или иной компании только по факту совместной работы могут попасть под такой квалифицирующий признак, как группа лиц по предварительному сговору». «Это вообще ерунда какая-то», — отметил по этому поводу Путин.

Иными словами, на вечную тему «бизнес и силовики» заочный разговор состоялся и теперь предприниматели некоторое время смогут вновь при случае цитировать президентские высказывания, как это уже бывало не раз. Однако практически без внимания в послании осталась другая тема, которая интересует крупный бизнес не меньше, чем правоохранительное давление, а именно «санкционные войны». Ее за несколько дней до послания поднял глава Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП) Александр Шохин, который в интервью журналу Forbes заявил, что в 2018 году стала очевидной «токсичность» российского бизнеса и российских политиков. «Если в 2014—2015 годах многие политики радовались тому, что они попадают в те или иные санкционные списки, то в 2018 году эта радость исчезла, — констатировал Шохин. — Под апрельские санкции против ряда компаний и физических лиц у нас попали два члена бюро РСПП, Олег Дерипаска и Виктор Вексельберг. Так вот, события показали, что это серьезные санкции, ведущие к серьезным потерям — и финансовым, и технологическим. Не говоря уже о том, что в сложном положении оказались конкретные предприниматели: их активы замораживаются, они вынуждены уменьшать долю в тех или иных активах ниже контрольной, чтобы компании не страдали. По сути дела, приходится дарить часть этих активов. Санкционная конструкция в 2018 году стала довольно жесткой, и не приходится ожидать, что в 2019 году она будет смягчаться».

Пристальное прочтение текста послания Владимира Путина показывает, что слово «санкции» употреблено в нем всего один раз — в заключительной части, где комментируется тема одностороннего выхода США из Договора о ракетах средней и меньшей дальности, и то, что называется, через запятую, среди других антироссийских акций. Тема влияния санкций на российскую экономику отсутствует как таковая, и это, безусловно, требует определенной интерпретации.

Возможно, искомое объяснение заключается в том, что в послании предложена некая если не самодовлеющая, то по меньшей мере самоподдерживающая картина будущего развития экономики на базе новых национальных проектов, на которые до 2024 года, как известно, планируется направить 25,7 трлн рублей. «В России сейчас формируется колоссальный гарантированный спрос на промышленную и высокотехнологичную продукцию, — заявил Путин в послании. — И это без преувеличения. Вот я хочу прямо употребить это слово. Исторические возможности для качественного роста российского бизнеса, для машино- и станкостроения, микроэлектроники, IT-индустрии, для других отраслей. Только в рамках национальных проектов планируются закупки медицинского, строительного оборудования, приборов, средств телекоммуникаций, систем для ЖКХ и транспорта объёмом порядка (вдумайтесь) 6 триллионов рублей. И эти ресурсы должны работать здесь, в России».

По сути, предложенная модель «гарантированного спроса» есть не что иное, как следование хорошо известным кейнсианским рецептам, предполагающим, что государство указывает бизнесу, какие рынки для него являются приоритетными, и формирует спрос на соответствующую продукцию. Сам Джон Мейнард Кейнс иронически описывал суть доктрины кейнсианства так: «Если бы казначейство наполняло старые бутылки банкнотами, закапывало их на соответствующей глубине в бездействующих угольных шахтах, заполняло эти шахты доверху городским мусором, а затем наконец предоставляло бы частной инициативе на основе хорошо испытанных принципов laissez-faire [невмешательства государства в экономику] выкапывать эти банкноты из земли (причем, чтобы получить право на такую добычу, требовалось бы, конечно, надлежащим порядком арендовать „банкнотоносную“ площадь), то безработица могла бы полностью исчезнуть, а косвенным образом это привело бы, вероятно, к значительному увеличению как реального дохода общества, так и его капитального богатства по сравнению с существующими размерами».

Нельзя сказать, что «закапывание денег», чтобы их потом откопал бизнес, доктрина для российской экономической политики совершенно новая. Начавшиеся еще в прошлом десятилетии попытки вырастить «национальных чемпионов» в ряде отраслей — это, по большому счету, меры того же порядка, и кое-где даже что-то взлетело. Но кейнсианские методы не являются панацеей и не страхуют от внешних рисков, тех же международных санкций. Последним подтверждением этого стала приостановка американскими производителями поставок композитных материалов для нового российского самолета МС-21, из-за чего запуск лайнера в серию пришлось отложить, — по официальной и весьма оптимистичной версии «Ростеха», на год, пока не будет освоено собственное производство композитов.

Понятно, что госкорпорации будут выполнять намеченные планы любой ценой, тем более что на это их настраивает президент, заявивший в послании, что «надо кровь из носу выполнять эти задачи». Другой вопрос, при каких условиях к этому будет готов частный бизнес, особенно в таких сложных отраслях, как упомянутые выше машино- и станкостроение, микроэлектроника и т. д., где качество результата во многом зависит от включенности производителя в международные технологические цепочки, а следовательно, в той или иной степени сопряжено с санкционными рисками. Отчасти ответ на этот вопрос содержится в том же интервью Александра Шохина. «Очень трудно добиться тех результатов, на которые рассчитывают инициаторы санкционных режимов. Но, безусловно, это усложняет жизнь российским предпринимателям, поскольку на поводу у заокеанских дирижеров они вряд ли пойдут. Какие выводы? Главное направление — это создание привлекательных условий для деятельности внутри России», — считает глава РСПП.

На данный момент основным перспективным направлением взаимодействия крупного бизнеса и власти, как следует из интервью Шохина, является сокращение излишней регуляторики, или та самая «регуляторная гильотина», о которой не так давно заявил премьер-министр Дмитрий Медведев. В послании президента эта идея получила не только полную поддержку, но и предложение предпринять более радикальные шаги: «Давайте, действительно, подведём черту и с 1 января 2021 года прекратим действие всех существующих в настоящее время нормативных актов в сфере контроля, надзора и ведомственные региональные приказы, письма и инструкции. За оставшиеся два года (два года есть впереди) при участии делового сообщества нужно обновить нормативную базу, сохранить только те документы, которые отвечают современным требованиям, остальные — сдать в архив».

Такая постановка вопроса действительно звучит радикально, и, упреждая ожидаемую недоуменную реакцию как чиновников, которым все это предстоит выполнять, так и бизнесменов, которым фактически предлагается поучаствовать в гильотинировании, Путин сообщил о реакции многих своих коллег на эти предложения в одном слове — страшно. С одной стороны, всем понятно, что излишняя нормативная база, тормозящая развитие экономики, имеет гигантский объем, с другой — расчистить эти авгиевы конюшни менее чем за два года априори выглядит не самой реалистичной задачей даже с помощью гильотины. В конечном итоге ее решение может банально упереться в те же правоохранительные структуры, от которых исходит изрядный объем регуляторики — так уже было не раз, и нет никаких гарантий, что теперь результат будет иным. Тем не менее пока на этом фронте правительство и бизнес действительно хотя бы на уровне деклараций находятся по одну сторону баррикад.

Однако настораживает то, что в послании Путина практически не была затронута тема стагнации внутреннего спроса, которая беспокоит многих предпринимателей едва ли не больше, чем усиление административного прессинга. Теоретически эта задача вполне решается в той же кейнсианской логике: чтобы откопать ту самую бутылку с деньгами, бизнесу нужно создать рабочие места, заплатить людям деньги, которые затем пойдут на потребительский рынок и т. д. Но в нынешних российских реалиях эта логика может быть перечеркнута или как минимум нивелирована другими факторами — ростом тарифов, налогов, скрытых платежей и прочих издержек, с которыми так или иначе сталкивается сегодня каждый. Но об этом в послании не сказано ни слова, хотя именно эти вопросы волнуют российский бизнес не меньше, чем санкции. Вот, к примеру, комментарий президентского послания от лица владельца комбайнового завода «Ростсельмаш» Константина Бабкина:

«Нацеленность на поддержку семей, на борьбу с бедностью, обеспечение безопасности страны — это все правильные посылы. Очень порадовали заявления о необходимости поддержки отечественных производителей, о том, что им должны отдаваться приоритеты и преимущества при заказах. Это очень важно. Позитивно воспринял и прозвучавшую идею о том, что страна накопила финансовую подушку безопасности, размер которой превышает объемы государственного и частного долга. Наш резерв имеет уже очень солидные размеры. Но выводов из такой оценки я не услышал. На мой взгляд, логично было бы продолжить высказывание предложением снизить налоги. Это не прозвучало. Была ещё раз обозначена цель, что мы должны двигаться вперед и развивать свою экономику темпами выше мировых. Но очевидных вещей, связанных в этой связи с приданием налоговой системе стимулирующего характера, смягчением денежно-кредитной политики, я не уловил, к сожалению. Поэтому вперед мы будем двигаться с переменным успехом, и жизнь и дальше нас ждет непростая… В целом настрой в послании прозвучал позитивный. Однако, по всей видимости, конкретной смены курса в ближайший год ожидать не стоит. Но убежден, что когда-нибудь это произойдет».

«Когда-нибудь» — это, пожалуй, и есть главный лейтмотив экономической части послания, если примерять все сказанное к прозвучавшим в нем прогнозам экономической динамики. «Уже в 2021 году темпы роста российской экономики должны превысить 3 процента, а в дальнейшем опережать мировые. Эту задачу никто не снимает», — напомнил Владимир Путин об ориентирах, заданных им в послании конца 2016 года. Если этот прогноз будет реализован, то задача, возможно, будет выполнена даже в 2021 году — при условии, что сбудутся и другие прогнозы, согласно которым в 2021 году мировая экономика вырастет на 2,8% (последняя оценка Всемирного банка). Но сначала нужно пережить 2019−2020 годы, когда глобальная экономика, как предрекают многие аналитики, может столкнуться с очередной волной кризиса, которая может оказаться для России не менее болезненной, чем предыдущие. Поэтому мы вновь и вновь возвращаемся к той же диспозиции, которая регулярно возникала на протяжении нынешнего десятилетия: рано или поздно быстрый рост экономики будет — но не сейчас и даже не завтра.

Николай Проценко